Даша скрипнула зубом, сделала пальцы вилкой, медленно поднесла к своим глазам и выразительно перевела на нас – «я за вами слежу, ребята, не оступитесь». Страшно, страшно-о…

Доберман, прижав уши и опустив нос, резко дёрнул на свой коврик, делая вид, что он, как всегда, абсолютно ни при чём, в противозаконных деяниях не участвовал, на Чубайса не покушался и Кеннеди не его работа. Я же снял с пояса кобуру, убрал разряженное оружие себе в дорожную сумку (потом почищу и смажу!), а сам, вымыв руки, сел на лавку напротив святого отца.

– Докладывай от быстро, – шёпотом попросил он. – Дашенька, радость от моя, а подай-ка нам чайку, что ль? Анчутка-то вроде как с пирогами от да плюшками возится.

– Айн момент, ваше святейшество! – в два голоса раздалось с кухни.

Я собрался и в полторы минуты уложил максимально подробный рассказ о задании.

– Привидения-то, оно конечно, сиречь не бесы, – покачал седой бородой отец Пафнутий. – Но от, как ни верти, а к нечисти-то прямое отношение имеют. Живой от до дому вернулся – так молодца! Друга от верного не потерял – вдвойне хвалю! А вот на скандалы от в Системе-то не нарывайся, не дорос ты от ещё с ними бодаться. Да и по факту, от вдуматься если, кто мы до той Системы-то были? Так от, самоучки-одиночки, без правил, без закону, без какой-никакой от защиты. А ты ныне и от деньгу зашибаешь, и от задания получаешь централизованно, и от медицинская страховка есть, отчего ж не жить как-нибудь…

– Это из Гоголя.

– Угадал. Чаю-то будешь?

– Буду.

Наверное, сейчас был не тот момент, когда нам стоило бы всерьёз обсуждать этически-технические моменты в работе так называемой Системы. Если они (начальство, руководство, генералитет, правительство или кто их там знает?) просто сидят у мониторов, наблюдая, как в разных концах земли, времени и пространства работают бесогоны, методично фиксируя их успехи и поражения, это, несомненно, отдаёт механическим равнодушием.

С другой стороны, войны без жертв не бывает. Не может так складываться, чтоб только люди регулярно били нечистую силу. Самим фактом её существования на нашей планете мы обязаны великой гражданской войне на небесах, и последствия тех кровопролитных сражений одних ангелов с другими в райских кущах мы будем разгребать ещё не одно тысячелетие.

А значит, может быть, и не так уж не правы те бесогоны, что разными жизненными путями, по воле судьбы или рока становятся именно бесобоями! Людьми, которые не дают рогатому ни малейшего шанса, и там, где я использую святую воду или русский мат, они просто полосуют бесам глотки стальными ножами с серебряной всечкой вдоль режущей кромки. Быстро, безболезненно, наверняка и никаких эмоций.

– Много от думаешь про себя, паря, – вернул меня на грешную землю отец Пафнутий. – Само оно дело-то неплохое, философия, сиречь царица гуманитарных наук! Однако ты от, главное, когда стреляешь-то, думки свои от великие отложи на время. Стрелять от с пустой головы надо!

Я налил себе вторую кружку. Чай был идеальной крепости, с бергамотом, ломтиком лимона, едва уловимым ароматом мяты и одной ложечкой мёда. Анчутка умеет любую обыденную мелочь подать на стол как последний писк кулинарного шедевра.

Батюшка тихо подмигнул мне с всё понимающей улыбкой, сам был молодым и горячим. Но если я хочу дожить до его лет, то умнеть, пожалуй, пора уже сейчас.

Тем более что в конце концов мы вернулись с победой. Мы отомстили за того парнишку с Украины, освободили Вавельские пещеры от обнаглевшего ворья, закрыли выход в наш мир озлобленным призракам, сломали опасный артефакт неизвестного происхождения – так чего я себя накручиваю?

Как там говорили древние монахи? «Уныние есть грех. Выпей и не греши!»

– Федька, от, может, чего покрепче?

– Дедуль, я всё слышу!

– Охти ж мне, грехи-то наши тяжкие, – скрипя суставами, поднялся батюшка. – В храме от рюмочкой кагора благословлюсь во славу Божию. Завтрак-то до чаю скоро ли достанет?

Как оказалось, скоро. Если помните, то мы с Гессом успели хоть что-то перехватить перед заданием, да и в самой Польше подкрепились неплохо, а за те две-три-четыре минуты, в которые мы отсутствовали дома, здесь ещё толком и стол не накрывали.

Анчутка вынес большую сковороду шкварчащей яичницы из десяти яиц, отдельно ломти белого поджаренного хлеба, присыпанного сахарной пудрой, чесночные сухарики из ржаной буханки, сливочное масло с красным перцем и сушёным укропом, маринованные помидоры и огурцы, нарезку колбасы двух видов и отдельно – подкопчённое сало. Ароматное, нежное, бело-розовое, с крупной баскунчакской солью по коричневому краю…

Не берусь даже предположить, в кулинарной культуре какого народа подают такие плотные завтраки? Мне кажется, никто бы не отказался! По крайней мере, в нашем доме таковых не оказалось. За столом сидели дружно, весело, Даша Фруктовая, периодически поглядывая в сторону кухни, громко рассказала пару смешных историй о своей учёбе.

Мы хохотали от души все, даже Гесс падал на спину и махал лапами, вывалив язык набок. Безрогий брюнет, согласно ранее озвученным договорённостям, просто вежливо улыбался с безопасного расстояния. То есть не поддерживал стремления девушки, но и не отталкивал её, вводя бедняжку в комплексы. Он очень неглупый бес, надо признать. И хорошо, что есть правильные молитвы вкупе с Георгиевской лентой, что держат его на нашей стороне.

Потом каждый перешёл к своим делам. Отец Пафнутий засобирался в храм, его внучка отправилась за покупками с доберманом, Анчутка собрал посуду, засучил рукава и приступил к своим прямым обязанностям на кухне. У меня же на первую половину дня планировался законный отдых.

Ну, не я сам так решил, а святой старец, матюкнувшись, посоветовал мне больше спать, чтоб дурь сентиментальную из башки выкинуть. Тренировки по стрельбе и рукопашному бою должны были пройти где-то после обеда. С безрогим бесом, с Дашей, с моим псом – без разницы. Сам отец Пафнутий в присутствии внучки на меня руки не поднимал, видимо всё ещё лелея странные надежды на перерастание нашей дружбы в нечто большее.

И да, думаю, часа два я наверняка успел поспать. Потом меня бесцеремонно толкнули кулаком в плечо. Нет, не холодным носом. То есть меня разбудил не Гесс, а бес. Практически в рифму, и не сказать, чтоб я этому жутко рад, Анчутка, конечно, свой в доску, но тем не менее он по-любому нечисть, а значит…

– Да вставай уже, майн либер! – не сдержавшись, рявкнул он, одним могучим рывком сдёргивая с меня упирающееся одеяло.

– Чего надо, слуга ада?

– Ты в америкэн-рэперы решил записаться?

Декарт мне в печень, честно говоря, я и сам не знаю, с чего меня вдруг пробило на рифмование. К поэтам я никаким боком не отношусь, стихов не писал даже в годы светлой юности и пылких страстей. Но, с другой стороны, есть ли смысл отвергать это явление, даже не распробовав? Вдруг во мне долгое время беспробудно дрых великий поэт и вот именно сейчас он решил проснуться? Типа доброго утра…