Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Котис приоткрыл глаза.
Редизон подсел к нему поближе, и показал взглядом, чтобы лекарь вышел.
Лекарь собрал свои принадлежности и поспешно удалился.
– Ну-у, что? – обратился к Котису Редизон. – Где это тебя так зацепило, дружище?
Голос у Котиса был тихий и с некоторой хрипотцой:
– Первую рану в плечо я получил ещё у моста…Когда пытался его преодолеть.В Дробетах меня достали…
– А остальные?
– Позже.
– Боли донимают?
– Жалко правую руку…
– Ничего, – попытался успокоить Котиса Редизон, – ещё будешь в ней держать меч!
– Да не будет уже этого, – возразил Котис. – Отмахался я мечом. Если мне её до конца не отрежут, то я умру… От заражения крови. Я же знаю. Так что не стоит меня успокаивать.
– Ничего, ничего, всё будет у тебя хорошо! Молись только Замолксису! – возразил Редизон.
Котис помолчал, и через некоторое время продолжил:
– Слава нашему великому Замолксису, он мне сохранил жизнь! Мы что могли, то и сделали. Мы бились отчаянно. И пытались римлян задержать, но их уж слишком много оказалось. На границу прибыл в тайне и ещё почти месяц назад даже сам император Траян! Это я потом уже узнал. Всеми действиями римлян в этой кампании принцепс Траян лично руководит…
– Ну а зачем ты напал на мост через Данувий? – спросил раненного военачальника Редизон.
Котис на время закрыл глаза, но тут же их открыл и произнёс:
– Я этого не собирался делать…
– Не собирался?!
– Ну, конечно! Однако в окружении царя нашёлся предатель…По-другому я это никак не могу объяснить.
– Мне это уже известно, – ответил Редизон.
Котис совсем уж разволновался и голос его задрожал:
– А ты знаешь, что именно этот предатель послал мне приказ якобы от имени царя, в котором мне предписывалось незамедлительно напасть на мост через Данувий, и чтобы я разрушил и сжёг не только его, но и охраняющие мост Дробеты-Трансмариску! Я сильно удивился этому приказу. Я посчитал его опрометчивым, и даже откровенно глупым и безрассудным, так как у меня под рукой было всего-то пять тысяч воинов, но на приказе была царская печать! Ты это понимаешь, Редизон? Там была печать Децебала!
О царской печати на подложном приказе, который ввёл в заблуждение Котиса и привёл его к непоправимому просчёту, Редизон только сейчас узнал. Да, действительно, получается, что кто-то из самого близкого окружения дакийского царя является предателем, и действует он явно по указанию Траяна.
Правитель Рима всё ловко подстроил. Траян желал этой бойни. Очень он её хотел. И её он получил…
А формально зачинщиками её стали даки.
И Децебал.
***
Передовые отряды римлян появились через четыре дня. Но они не вступили в противостояние с даками, так как были слишком малочисленны, и поэтому отступили. А на следующий день на изломанном горными вершинами горизонте возникли многочисленные точки, которые разрастались и постепенно начали сливаться.
Это двигалась уже основная римская армия.
Редизон ещё больше стал подгонять своих людей, которые выкладывали из камней и брёвен некоторое подобие стены, перегородившей проход через ущелье примерно в семьсот шагов, и усилил дозоры по всем склонам и окружающим вершинам, чтобы враг не обошёл его.
Редизон был почти уверен, что римляне вначале ударят по нему в лоб, и сразу же попытаются его воинов смять и опрокинуть.
***
Так и случилось.
Первой атаковала даков римская конница.
До полутора тысяч мавретанских и нумидийских всадников перегринов, подняв тучу пыли, устрашающе визжа и выпуская стрелы на скаку, помчалась на только что выросшую стену, перегородившую всё ущелье.
Редизон велел своим воинам не поддаваться на уловку врага и не выходить из укрытия. Даки прижались к земле и прикрылись с верху плетёнными щитами. И поэтому потери среди них оказались совсем незначительными. Всего было ранено два воина. Да и то легко. Одному из раненных стрела только чиркнула по щеке и разорвала мочку уха.
Не сумев выманить даков на открытое пространство, нумидийцы и мавретанцы спешились. Так как стена была почти что в человеческий рост, и их кони её бы уж точно не преодолели, наёмники попытались сами перемахнуть через искусственную преграду.
По команде Редизона в бой вступили его лучники и пращники. Они тремя залпами очень быстро отогнали от стены римских перегринов.
Мавретанцы и нумидийцы не имели массивных в полный рост легионерских щитов, и не облачались в доспехи, и поэтому под плотным обстрелом дакийских лучников отступили, оставив перед стеной до сорока своих убитых товарищей. Ещё столько же раненных им удалось забрать с собой.
К Редизону примчался Скорио.
Спрыгнув с коня, он подскочил к отцу и, переведя дыхание, произнёс:
– Отец, выше ущелья, где кое как, но можно пройти, правда только спешившись и без тяжёлого вооружения, на нас совершили нападение…
– Получается, нумидийцы и мавретанцы нас всего лишь попытались отвлечь… – как бы размышляя, произнёс Редизон. – Сколько римлян наступало?
– До тысячи, отец, – ответил Скорио.
– Наши потери? – переспросил Редизон.
– Пятнадцать убито и двадцать два ранено.
– Значит отбились?
– Отбились, отец. Но…
– Что, но?
– Но – с большим трудом.
Редизон тут же усилил те свои отряды, которые расположились по склонам ущелья к северу и к югу от него, и должны были помешать римлянам обойти даков с флангов.
После того, как римлянам не удалось с наскоку пробиться через Бауты, они начали обустраивать в полумиле от входа в ущелье свой лагерь.
***
Многие нередко задаются вопросом: а почему небольшой и ничем не примечательный народ, сформировавшийся лишь только к VII или скорее к VI веку до новой эры в Центральной Италии, в итоге набрал небывалую силу и стал неожиданно гегемоном во всём Средиземноморье? На это следует пояснить, читатель, что римляне ещё при Республике выработали правила по ведению войны и ни при каких условиях их не нарушали.
Для них эти правила были незыблемыми.
Так римляне там, где останавливались хотя бы на непродолжительное время, очень основательно устраивались. Они обязательно по всем канонам военного искусства сооружали на этом месте укреплённый лагерь.
На обустройство лагеря римляне потратили несколько дней. И все эти дни к ущелью подходили всё новые и новые их легионы, вексилии и отдельные номерные когорты.
Лагерь римлян рос быстро.
Правда в горах вал не насыпать, и уж тем более ров не вырыть, но уже к концу третьего дня лагерь опоясали частокол и деревянные башни, а внутри девять тысяч белых и совершенно одинаковых палаток выстроились как по линеечки в улицы (и эти самые улицы пересекались так же под прямыми углами). Палатки эти назывались тенториями, и в каждой из них располагалось восемь легионеров.
Лагерь разрастался до внушительных размеров, так как здесь уже сосредотачивалось до семидесяти двух тысяч