* * *

Многоэтажная жизнь.

Ниже всех сидят шахтеры.

Чуть выше – нищие.

Чуть выше – зрители.

Чуть выше – актеры.

Еще выше – строители.

Еще выше – мэр.

Очень высоко – сидим мы в самолете.

Еще выше – космонавты.

Ну а выше всех – Господь Бог сидит и перебирает наши пожелания.

* * *

Теория вероятности на женщин не действует.

И закон всемирного тяготения.

И гравитация на них не действует.

Поэтому они так нравятся населению.

* * *

Август.

Солнечные десять утра. Вы стоите на улице по дороге на пляж и внимательно рассматриваете всех.

Это значит – женщин.

Какое чудесное занятие.

Займитесь этим.

Я расскажу, как это делается.

Главное, что это нравится и вам и им.

Как же в летнее воскресенье обойтись без этого удовольствия?..

Вы думаете, я поставил вопрос в конце?.. Нет. В начале.

* * *

Когда мне говорят: «Быть знаменитым некрасиво», я отвечаю: «Много мудрецов говорили много мудрых слов. Ищите то, что вам подойдет».

* * *

Мое дело: с большим юмором смотреть правде в глаза.

Все начинается с того, что неожиданно потянет организм.

И явно в сторону, не в направлении взгляда.

Вы удивленно оборачиваетесь.

Неприметное существо, веснушчатая мордашка, конопатые ножки, рыжие ручонки, потрескавшийся ротик, белесые реснички…

Все это в пыли, в песке…

Пятнадцать раз вы смотрите в направлении взгляда.

Сверяете мысли с рекомендациями.

А организм, как проклятый, с невиданным до сих пор упорством тянет вас к конопатому созданию…

Все на ней ползет, сползает, перекручивается, все изношено, истоптано, обгрызено и в чернилах, или в краске, или в карболке.

А вот от вас идет на север – чистенькая, ароматная, на ножках, с книжкой, в шляпке и мобильной связью.

Вы, конечно, трезво понимая, готовы догнать и пошутить.

И как-то так, за книжку, шляпку и мобильник цепляясь и перебирая, дойдете до лица, до губ, до телефона, до самого свидания…

Но все это без организма.

Организм ваш там.

Без организма вы никто.

А там еще огромный стимул – там на вас плюют.

В том конопатом месте.

Там вообще не понимают – что вам надо?

Вы тут же превращаетесь в осла, жующего весь день неподалеку.

Вы понимаете всей головой, что надо вам туда, к мобильнику.

Но руки стынут, ноги стынут.

Из морды раздается одно мычание: «Дай, я помогу… Дай, я покрашу этот забор вместе с тобой… Как тебя зовут?»

Лишь бы коснуться, лишь бы вдохнуть этот ковыль, эту полынь, этот белесый жар, и степь, и пыль…

Господи, как отойти? Кто оторвет?

Вы начинаете пастись неподалеку.

Понуро идете следом, вас хлещут, гонят, проклинают – уже родители.

Вы им рассказываете о перспективах, показываете какие-то бумаги, даете им денег в долг, и все это не отрывая рук от конопатой стервы.

Дрожа идете в церковь, в загс, в какой-то частный двор на Молдаванке…

Какой-то брат, какой-то дядя, какой-то пес…

И дикая кровать с периною под низкий потолок.

И вы, оказывается, не первый!..

Вы – второй!

Хоть вы единственный.

Второй всегда единственный.

А сколько было первых – не узнаешь.

И все равно она не понимает, и не чувствует, и с любопытством смотрит:

– Так что мне – лечь?

– Да, – задохнулись вы, – еще бы!

– Ну нате, только не дрожите. Вы какой-то дикий.

– Давай на «ты».

– Я не могу, я вас совсем не знаю.

Она права.

Что вы ей для знакомства предложили?

Измучили, измучились, заснули в этой перине, как в печи.

Проснулись, вышли в эти сени – капусту квашеную рукой из бочки.

Облизали пальцы, схватили малосольный огурец… И стали озираться: куда попали?

Мозги и сердце в панике.

Вы в ужасе.

А организм, как все предатели, сбежал.

А вот и мама с полотенцем и хлеб-солью.

Пес с рычанием.

Папаша с самогоном и иконой.

Брат с семьей.

Племянник из ГАИ с гармонью.

Дед с козой.

Теперь это все ваше. Поздравляю!

Вы прекрасны!

Вы величественны!

Вы переменчивы!

Вы коварны.

Вас боятся.

Без Вас не могут.

Вы не любите нашу старость.

А скольких юных Вы погубили.

Но рядом с Вами…

Быть только рядом с Вами.

Чтоб Вас любить.

А Вы, как Вы…

Вы прекрасны.

Вы величественны, Вы переменчивы, и все с начала.

Хоть Вы солоноваты.

И любишь то несладкое, что в Вас.

И нет взаимности.

Так, иногда погладит ноги, поцелует и уйдет в себя. Конечно, Вам не до меня.

Топить Вам надо пароходы, бить берега, тошнить людей.

Но что мне нравится – Вы в глубине спокойны.

А этот шум и гам – все на поверхности.

Все для посторонних.

А если я вдруг попрошу: позвольте мне туда, к Вам внутрь…

И успокоиться.

Я – профессионал, сижу на стреме, держуся за перо.

Держуся, чтоб не падать.

Потухшим взором провожаю дам, бегущих к югу.

Но провожаю.

Но потухшим.

Душа распахнута.

А ни оттуда, ни туда. Никто не впрыгнул и не выпрыгнул.