Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты не знаешь, наверно, что у Токиэ не было ни отца, ни матери. А Накада был третьим сыном в семье. Вот мы и размечтались. Буквально с ума сходили от радости. Они — юные, влюбленные друг в друга и привязанные к нам, как настоящие, родные дети!.. Да, да, мы с женой с ума сходили от радости! Представляли — да так ясно, так реально! — каких чудесных внучат нам подарят посланные небом сын и дочь, мы только и говорили о них. И все думали, какой дом им построить. И радовались… Жена удивлялась, что Токиэ взаправду кажется ей родной дочерью. А как они любили друг друга, как счастлива была эта девочка!.. Как она привязалась к моей жене!.. А уж мы… О нас и говорить нечего. Такой подарок судьбы на старости лет!.. И вдруг все рухнуло. Моя жена… Нет, она не жалуется, ни о чем не говорит… Но я понимаю, каково ей. И мне ее нестерпимо жалко… Ладно, не будем больше об этом. Такова жизнь. Поманит счастьем, обожжет нестерпимой радостью и все разрушит одним ударом. У жизни и смерти свои законы. Смерть не знает милосердия. Но я ей не поддамся…
— Прошу вас, умоляю, не поддавайтесь! Что тогда будет со мной, со всеми нами?!
— Я и не собираюсь. Но откуда у человека, такая стойкость, такая уверенность?
— Откуда? Нельзя поддаваться — и все!
— Не поддамся…
Мы пожали друг другу руки. Не знаю, как это получилось. Тайдзан всхлипнул. А я разрыдался.
— Смотри, сам держись! — сказал Тайдзан, улыбаясь сквозь слезы.
И я подумал, какой удивительный, какой настоящий человек Тайдзан.
И все же состояние Тайдзана внушало мне тревогу.
После этого разговора я стал опасаться и за его жену. Но она, по-видимому, на себя не обращала внимания и всецело была поглощена заботами о муже. Во всяком случае, со стороны казалось, что внешне она нисколько не изменилась. Я удивлялся ее мужеству и не раз думал, что женщины гораздо сильнее мужчин. Но улыбалась она редко. А раньше с Фуруминэ-сан она частенько смеялась. Я ужасно мучился, ужасно страдал, видя ее молчаливое горе. И прекрасно понимал, что творится в глубинах ее души. Но когда я смотрел на Тайдзана, меня охватывало настоящее отчаяние. Он стал жаловаться на головокружение. Внезапно прерывал работу, уходил в спальню и ложился спать. Даже когда я приходил, его жена нередко говорила:
— Простите, он сегодня плохо себя чувствует, так что…
И я уходил, не повидав его. Раньше такого не бывало. Иногда, правда, мне везло — он принимал меня. Но госпожа Тайдзан на пороге спальни говорила:
— Только, прошу вас, не очень долго. И разговаривайте с ним поменьше…
Я входил и сразу успокаивался — передо мной был прежний Тайдзан. Но проходило несколько минут, и он старел па глазах. В его каллиграфических работах исчезло прежнее неуемное буйство. Порой он выпускал из рук кисть и погружался в раздумье.
Когда я окончательно впадал в уныние, он улыбался и говорил:
— Не беспокойся, все в порядке! Я же сказал тебе, что не сдамся.
Но от этих слов мне становилось еще тяжелее. Я понимал, что он меня утешает.
И однажды мне пришла в голову мысль: пойду к мастеру Мари. Пойду и посоветуюсь.
Сказано — сделано. Не успела эта мысль до конца сформироваться, как я уже шагал к Мари. Он, как всегда, был дома читал что-то. Принял меня с искренней радостью.
Когда я рассказал ему про Тайдзана, он задумчиво произнес:
— Да, плохо, очень плохо. Надо пойти его проведать. Только боюсь, что мой визит не принесет пользы…
Я очень обрадовался и тут же договорился с Мари, что зайду к нему завтра в десять утра и мы вместе пойдем к Тайдзану.
Разговор с мастером Мари немного успокоил меня. Мне казалось, что этот человек обладает какой-то таинственной внутренней силой.
На следующее утро, как было условлено, мы вместе отправились к Тайдзану.
Встретив нас в передней, жена Тайдзана не могла скрыть своего удивления.
— Ты даже и представить не можешь, кто к нам пришел! — сказала она Тайдзану. — Знаешь, кто? Мастер Мари-сан!
Тайдзан поспешно вышел в переднюю и, поклонившись нежданному гостю, воскликнул:
— Как хорошо, что вы пришли!
Мастер Мари, как всегда улыбаясь, проследовал вместе с хозяином в его кабинет.
Тайдзан до прихода гостя работал. Мари сразу понял это, взял кисть, мелко написал па работе Тайдзана: «Иногда, сдаваясь, побеждаешь», улыбнулся и взглянул на Тайдзана.
Оба они рассмеялись.
Мастер Мари сказал:
— Ты-то никогда не сдаешься. А я частенько чувствую себя побежденным.
Тайдзан усмехнулся.
— Как сказать, как сказать…
— По-всякому, конечно, бывает, — продолжал мастер Мари. — Порой мне кажется, что я держусь, а на самом деле терплю поражение. Сегодня, например, я прочитал в газете о младенце, сгоревшем во время пожара. Ну, и сразу сдался, раскис. В атом мире множество горестей, да таких, что руки опускаются. Казалось бы, люди должны жить в постоянной радости, ибо родились людьми. И мне бы радоваться вместе со всеми. Но не тут-то было! Как посмотришь кругом, как вникнешь во все происходящее, радость сразу улетучивается. Я каждый день терплю поражение и сдаюсь. Но, сдавшись, моментально побеждаю и начинаю жить дальше. Уж так я устроен, Честное слово, иногда хочется остановиться, застыть, замереть на месте, покончить со всем раз и навсегда… Но… не успеешь замереть, как уже делаешь следующий шаг в жизнь. И все начинается сначала. Это судьба всех живых. Сдался, вцепился в горе обеими руками, а руки-то уж разжались, незаметно, непроизвольно. Я быстро сдаюсь, но еще быстрее забываю, что сдался. Ты, видно, забыть не можешь. А я возьму да возрадуюсь, душевно возрадуюсь! Правда, временами стыдно бывает за собственную радость, но ничего я не могу с собой поделать — радуюсь и все! Есть, конечно, явления, против которых я бессилен. Но я о них не думаю. Какой смысл беспокоиться, когда ты бессилен что-либо изменить?… Знаешь, мне часто приходят на ум