В рамках традиционной экономики это влияние миграции носит вероятностный характер: получить образование – все равно что купить лотерейный билет, сулящий успех в жизни. Но, скорее всего, здесь работает еще один механизм, не зависящий от случайностей: мигранты, добившиеся успеха, становятся ролевыми моделями, которым подражают другие. На первый взгляд может показаться, что речь идет об одном и том же, однако здесь существует глубокое аналитическое отличие, подмеченное еще Кейнсом. Он предположил, что в условиях неконтролируемой сложности люди склонны действовать, руководствуясь элементарными правилами. Подражание ролевым моделям, которые, как признает современная психология, оказывают мощное влияние на поведение, представляет собой именно такой случай: ролевая модель представляет собой набор правил на разные случаи жизни. Мигрант, достигший успеха, может обладать огромным влиянием – не меньшим, чем знаменитый футболист. Подражатели не высчитывают шансов – а если они это делают, результат обычно приводит их в уныние, – их манит сам пример успешной жизни.

Два этих механизма не альтернативны друг другу. Несмотря на то что экономисты в итоге отвергли эту идею Кейнса применительно к финансовым рынкам, оба типа поведения, несомненно, используются при принятии подобных решений обычными людьми. Хотя миграция непосредственно сокращает резерв талантливых людей, косвенно она создает как стимулы, так и влиятельные ролевые модели, способствующие притоку новых талантов.

Возможно, что этих скрытых механизмов, посредством которых перспектива возможной миграции усиливает приток талантов, вполне достаточно для компенсации непосредственных потерь. Однако усиление притока талантов осуществляется исключительно путем роста спроса на образование. Совсем другой механизм стоит за изменением его предложения. Все государства расходуют средства на образование, обычно предоставляя соответствующие услуги посредством государственных школ и университетов. Относительное значение этих услуг различается от страны к стране, но в беднейших странах государственные учебные заведения нередко являются преобладающими. Эмиграция влечет за собой изменение стимулов, которыми руководствуются власти, выделяя деньги на образование. Во-первых, очевидно, что она снижает пользу образования для общества и потому ослабляет желание государства тратить средства на учебные заведения. С другой стороны, государству выгодны денежные переводы, поступающие от мигрантов. Поэтому в потенциале власти могут относиться к государственному финансированию образования как к инвестиции в доходное предприятие. Тем не менее исследователи, пытавшиеся оценить реакцию властей, обнаружили, что бюджет учебных заведений обычно подвергается сокращению.

Общее влияние миграции на количество талантов сводится к сочетанию их прямого оттока, предъявляемого родителями повышенного спроса на образование для их детей, а также снижения готовности властей платить за него. Однако первоначальный итог всегда оказывается отрицательным: резерв талантов поначалу сокращается, даже если потом он восполняется. Экономисты сумели измерить эти процессы, и они перестали быть чистой теорией. Для разных стран приводятся разные оценки: где-то миграция приносит прибыль, где-то – убыток. Из числа выявленных фактов важнейшим является то, что в случае первоначальной крупномасштабной «утечки мозгов» ее уже невозможно восполнить. Массовый исход приводит к возникновению крупной диаспоры, которая, как отмечалось в части 2, стимулирует дальнейшую миграцию. Большинство стран, по-прежнему живущих в крайней бедности, невелики, и это влияет на наблюдающиеся в них темпы эмиграции: в маленьких странах они намного выше, чем в крупных, по отношению к численности населения. Поэтому при отсутствии каких-либо мощных компенсирующих факторов крупные страны обычно оказываются в чистом выигрыше, а мелкие страны – в чистом проигрыше. Более того, ранний исход квалифицированной рабочей силы отражается не только на заработке оставшихся, но и на способностях экономики к внедрению инноваций и адаптации новых технологий. Беднейшие страны нуждаются в опережающем развитии, но эмиграция выкачивает из них тех самых людей, которые были бы способны осуществить его.

Крайним примером проявления этих тенденций служит такое государство, как Гаити: при населении примерно в 10 млн человек оно лишилось около 85 % своих образованных жителей. Столь массовая эмиграция талантов неудивительна: бремя истории и длительный период политических эксцессов оставили этой стране наследие в виде резкого сужения жизненных перспектив, в то время как по другую сторону пролива находится крупнейший в мире резерв возможностей для приложения своих сил. В свою очередь, существующая в США огромная гаитянская диаспора делает эмиграцию естественным и вполне реалистичным выходом. Для того чтобы компенсировать утрату 85 % талантливых людей, необходимо, чтобы перспектива миграции вызвала примерно семикратное увеличение притока талантов. В реальности же наблюдается намного более слабая реакция, и потому эмиграция действительно оставляет Гаити без талантов. По оценкам на 2000 год – последний учитывающийся в эмпирических работах, посвященных этим процессам, – на Гаити насчитывалось примерно на 130 тыс. образованных трудящихся меньше, чем было бы при отсутствии эмиграции; таким образом, гаитянское общество находилось в числе тех, которые наиболее сильно пострадали от миграции. Все это прекрасно знал президент Клинтон, в течение многих лет упорно старавшийся облегчить участь Гаити – особенно после произошедшего в этой стране землетрясения. Клинтон заявлял, что массовая иммиграция из Гаити обернулась благом для США, но в то же время сожалел о бегстве с Гаити огромного количества талантов. Он призывал развивать на Гаити систему среднего образования с тем, чтобы та могла компенсировать эти потери и давать стране образованных молодых людей, более склонных остаться на родине из-за отсутствия у них квалификации, востребованной за рубежом.

В конечном счете миграция невыгодна почти всем маленьким бедным странам. В новом проницательном исследовании называются 22 страны, понесшие убытки из-за эгоизма людей, отправившихся в эмиграцию. По сути, этим странам пошло бы на пользу ограничение эмиграции, но, разумеется, оно невозможно ни по практическим, ни по этическим соображениям. Многие из этих стран находятся в Африке. Нет ничего удивительного в том, что эти общества, подобно Гаити, десятилетиями пребывавшие в стагнации, лишаются талантливых кадров; список этих государств – Либерия, Сьерра-Леоне, Малави, Зимбабве, Замбия, Гвинея-Бисау, Мозамбик, Афганистан, Лаос – звучит как перекличка стран нижнего миллиарда. Но еще тревожнее то, что в чистом убытке остаются даже небольшие развивающиеся страны, добившиеся более заметных успехов – такие как Гана, Уганда, Вьетнам, Маврикий и Ямайка. Благоприятной ситуации явно недостаточно для сохранения талантов: по оценкам, Ямайка лишилась 14 % своей квалифицированной рабочей силы. Напротив, в немногочисленных действительно крупных развивающихся странах – Китае, Индии, Бразилии, Индонезии, Бангладеш и Египте – наблюдается прирост числа талантов. Перспектива эмиграции побуждает жителей этих стран вкладывать больше средств в образование притом, что относительно немного людей действительно уезжает за границу. Польза, получаемая этими странами от миграции, обратно пропорциональна ее неблагоприятному воздействию на небольшие страны; однако крупные страны имеют намного более многочисленное население, и потому их скромный выигрыш многократно перевешивает серьезные убытки мелких стран.