Кроме того, эмиграция может увеличить численность талантов путем возвращения эмигрантов: некоторые из них находят работу в родной стране. В частности, домой возвращаются те, у кого дела за рубежом пошли не так хорошо, как ожидалось. В конце концов оставшись без работы, они едут обратно. Однако даже эти неудачливые мигранты успевают приобрести некоторый опыт и навыки. Может быть, их не хватит для того, чтобы достичь успеха в экономике с высокой производительностью труда, но тем не менее они могут обеспечить достаточно высокую продуктивность по меркам родных стран эмигрантов. Кроме того, возвращаются обучавшиеся за рубежом. Самый значительный из подобных потоков составляют китайцы: быстрое усвоение Китаем западных технологий существенно ускорилось благодаря знаниям, полученным китайскими студентами на Западе. Впрочем, величина этого потока зависит не только от того, сколько молодых людей оправляется учиться за границу, но и от того, сколько из них потом возвращается. Китай извлекает большую пользу из миграции благодаря тому, что значительная доля его студентов предпочитает вернуться. Но чем беднее родная страна студентов, тем ниже вероятность их возвращения. Впечатляющий экономический рост Китая внушает находящимся за рубежом китайским студентам уверенность в том, что возвращение домой не повредит их видам на жизнь: ведь их ждет одна из самых быстроразвивающихся экономик на Земле. Вплоть до самого недавнего времени африканские студенты проявляли гораздо меньше склонности к возвращению, потому что в развитых странах перед ними раскрывались намного более заманчивые перспективы. В самом деле, беднейшим обществам трудно конкурировать с развитыми обществами в качестве привлекательных мест жительства для талантливых студентов, обучающихся за рубежом. Даже если их заманивают достаточно высокими зарплатами, подразумевающими существование в обществе чудовищно больших различий в заработках, в этих странах все равно ощущается острая нехватка как общественных, так и различных частных благ, которыми привыкли пользоваться люди с большими доходами. Тем не менее многие студенты все же возвращаются: например, профессора, преподающие в африканских университетах, в большинстве своем имеют дипломы западных университетов; без этих кадров африканские университеты не могли бы работать. Не менее важно и то, что за границей обучались люди, занимающие ключевые должности в президентских администрациях и министерствах финансов.

Так же, как и в случае получения образования, решение вернуться на родину можно рассматривать и как результат сознательного расчета, и как подражание ролевым моделям. Разница в финансовой компенсации при возвращении в Китай и в Африку достаточно очевидна, но она может дополняться разным отношением к тому и к другому. Поразительные темпы экономического роста в Китае наводят на мысль о том, что получение образования на Западе – это лишь трамплин к возможностям, открывающимся в самом Китае, прелюдия к успехам у себя на родине. Напротив, для африканцев возвращение домой ассоциируется с неспособностью добиться чего-либо на Западе. Однажды возникнув, ролевые модели, основывающиеся на подобных представлениях, могут зажить своей собственной жизнью и внушать решения, выходящие далеко за рамки объективной рациональности.

В отношении маленьких и бедных стран все это может отдавать некоторой безнадежностью: те, кто остался дома, должны довольствоваться имеющимся у них образованием, полученным в расчете на так и не материализовавшиеся перспективы, возвращением тех, кто не нашел себе места в развитых экономиках, и тонким ручейком возвращающихся студентов. Но с другой стороны, нижний миллиард в любом случае пребывает в отчаянном положении. И если диаспора сама по себе не в состоянии обеспечить экономический рост в родной стране, то совсем не исключено, что она сможет способствовать ему после того, как он начнется под воздействием каких-то других факторов. В настоящее время достаточно быстро развиваются некоторые африканские страны, в которых открыты крупные месторождения полезных ископаемых. И хотя экономический рост, основанный на добыче естественных ресурсов, нередко оказывается неустойчивым, как я подчеркивал в книге «Ограбленная планета», он все же может дать диаспоре импульс к возвращению. Подобный единовременный наплыв талантливых людей может сыграть решающую роль при преодолении узких мест, повысив шансы на то, что рост окажется устойчивым. Крупная диаспора служит для своей родной страны скрытым активом, который удается использовать при наличии благоприятных условий. Ее можно назвать живым аналогом модных в наши дни суверенных фондов.

Как же с учетом всего вышесказанного следует относиться к проблеме «утечки мозгов»? Что касается развивающихся стран в целом, для них такой проблемы явно не существует: прибыль перевешивает убытки. С другой стороны, такую категорию, как «развивающиеся страны», в нынешней ситуации вряд ли стоит воспринимать всерьез. Китай, Индия и многие другие страны стремительно превращаются в экономики с высоким уровнем заработков. Хроническая бедность как проблема, привлекающая к себе постоянное и серьезное внимание международной общественности, становится уделом маленьких бедных стран, страдающих от значительного оттока немногочисленных образованных жителей. По мере увеличения соответствующих диаспор темп эмиграции из этих стран, скорее всего, будет возрастать. К сожалению, для этих стран «утечка мозгов» остается законным источником беспокойства.

Существует ли утечка мотивации

До сих пор речь шла только об образовании. При всей значимости этого фактора не он один влияет на производительность труда. В главе 2 была выдвинута идея о том, что производительность зависит от того, разделяет ли работник цели, стоящие перед его организацией. Не дисциплинирует ли водопроводчика вошедшее составной частью в его идентичность представление о том, что он – хороший водопроводчик? Не потому ли учитель не бросает свою работу и стремится к повышению квалификации, что он считает себя хорошим учителем? И вообще, не воспринимают ли трудящиеся себя как «своих» и «чужих» с точки зрения организации, на которую они работают? Как и в случае других аспектов поведения, эти варианты отношения к работе могут служить предметом подражания. Мигранты, как правило, являются выходцами из среды, отличающейся наиболее позитивным отношением к труду: они хотят получить работу в эффективных организациях, где их таланты найдут себе достойное применение⁸. Это отражается на оставшемся населении страны. Если сознательный учитель отправится в эмиграцию, то в школе останется халтурщик. И именно он будет взаимодействовать с молодыми учителями и устанавливать нормы предъявляемых к ним ожиданий. По мере сокращения «своих», выступающих в качестве ролевых моделей, оставшиеся работники будут более склонны отождествлять себя с «чужими». Именно такой результат предсказывает модель, которую создали нобелевский лауреат Джордж Акерлоф и Рейчел Крэнтон. Выборочная эмиграция «своих» приводит к тому, что для оставшихся процесс превращения в «своих» оказывается сопряжен с более высокими издержками: такие люди будут выделяться подобно белой вороне. Но чем меньше людей становится «своими», тем ниже будет производительность оставшихся.

Хотя эту модель еще предстоит проверить на материале бедных стран, она подтверждается некоторыми фактами. Так, существует исследование, в рамках которого изучалась мотивация эфиопских женщин, обучавшихся на медсестер, в момент завершения их обучения и три года спустя, когда они работали в государственных больницах. Неудивительно, что накануне своей трудовой жизни большинство из этих молодых женщин равнялись на Флоренс Найтингейл: они горели желанием помогать больным. Три года спустя они уже были заражены цинизмом и коррупцией, преобладавшими в больницах, ставших их местом работы. Хотя это ничего не говорит нам о миграции, мы видим здесь подтверждение идеи Акерлофа и Крэнтон о том, что молодые работники становятся «своими» или «чужими» в зависимости от того, какая из этих категорий преобладает у них на работе. Однако в нашем распоряжении есть и другое исследование, посвященное именно миграции из бедных местностей в богатые. Речь идет о переселении образованных афроамериканцев из глубинки, где проживают преимущественно афроамериканцы, в те регионы США, которые имеют преимущественно белое население. Выясняется, что исход чернокожего среднего класса является главной причиной сохранения бедности и неустроенности в его родных местах. Надо полагать, что возможность вырваться из глуши по-прежнему служит стимулом к получению образования. Но даже если население в целом умнеет, этот процесс более чем компенсируется распространением безразличного отношения к работе. Производительность в первую очередь зависит не от образования, а от того, как оно используется.