Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, не пятьдесят. Но больше тридцати, – кивнул Рун. – Она ему сказала хранить столько, зелье крепость должно было набрать.
– А где сейчас та ведьма?
– Да она уж померла давно поди. Что, тоже хочешь зелье призыва? – усмехнулся усатый стражник. – Тридцать лет выдерживать. Ты столько не проживёшь.
– Это была очень умелая ведьма, – с уважением произнёс безусый. – Не то что здешние шарлатаны. Магами себя зовущие. У ведьм всегда от матери к дочерям передаются знания и способности. Если у неё осталась дочь, я бы к ней сынка сводил полечить. От хвори.
– Да, ведьма была знатная, – признал усатый.
– Я не знаю, где она, и не знаю, кто она, – развёл руками Рун. – Она была моложе дедушки, может и жива ещё. Он рассказывал, тогда падёж скота случился. Люди искали виноватых. Решили, она. Порчу наводит. Избили сильно. Он её спас, выходил. Она ему зелье подарила, и потом ушла куда-то в другие земли. И было это тоже не здесь, не в наших краях.
– Ведьма, делающая зелья, способные призвать фею, не может быть злой, – заметил безусый стражник. – Это ведунья всё же. Умелая. Зря её обвинили явно.
– Дедушка считал, тамошний знахарь на неё науськивал народ. Потому что к ней охотнее ходили лечиться, – поведал Рун. – И ещё один жрец за ней пытался ухлёстывать. Красивая была. А она ни в какую. Тоже на неё стал наговаривать дурное.
– Ну, понятное дело, – неодобрительно промолвил усатый.
– Вы что же, и ночью нас охраняете? – вежливо осведомился Рун с некоторым удивлением.
– Так велено, – ответил безусый.
– А ты думаешь, не надо? – иронично поинтересовался усатый.
– Да вроде нет никого. С тех пор как барон приказал людям не мешать Лале, – пожал Рун плечами. – И днём не видать, не то что ночью.
– Гнали уж не раз, потому и не видать, – со значимостью сообщил усатый. – Народишко из города правдами и неправдами ищет, какие бы здесь неотложные дела выискались, чтобы поторчать с вашим домом поблизости. Тут уж и мечи обнажались, если ты не в курсе, парень.
– Мечи?! – поразился Рун.
– Ага. Прискакал спесивый господин. Не очень трезвый. Но достаточно, чтобы оружие твёрдо в руках держать. Фею возжелал увидеть срочно. Ему путь преградили, а он за меч. Благо, оказался из тех, кто считает ниже своего достоинства вступать в схватку с простолюдинами. Не расступились пред ним, он плюнул и уехал. А так могла бы и кровь пролиться. Сейчас вроде его арестовали, в темницу на пару недель упрятали, чтоб получше протрезвел там. Барон насчёт охраны феи очень строг. У нас приказ кого угодно гнать в шею не смотря на чин и родовитость.
– Тогда спасибо, что вы здесь, – с искренней благодарностью сказал Рун. – Лала говорит, что способна себя защитить. Но мне будет спокойней, когда вы рядом.
Он поднял вёдра.
– Зови нас по любому поводу, – доброжелательно посмотрел на него усатый. – И если с феей куда идёте, можем вас сопровождать, только скажи. Мы здесь ради неё, её охраняем в первую очередь, и уж потом порядок в деревне. А если заранее предупредишь, то и рыцаря получите в сопровождение. Он за честь почтёт, не сомневайся. Её сопровождать для любого честь.
– Ладно, – кивнул Рун несколько ошарашено. Мысль, что его, крестьянина, мог бы сопровождать настоящий рыцарь, была настолько фантастична и удивительна, что вызывала оторопь. Конечно, тот сопровождал бы Лалу, но всё же и его, их вместе. Быть с феей само по себе пожалуй чудо. С тобой без всякой магии начинает происходить то, чего не может быть на самом деле.
– Долго ты собираешься воду носить? – полюбопытствовал усатый напоследок.
– До полуночи наверное, – ответил Рун.
– Ну, бог тебе в помощь.
Оказалось, у ночной работы есть свои преимущества. Главное из которых – не жарко. Днём Рун упарился бы таскать. Семь потов бы сошло. А тут почти и не взмок. Тьма конечно не самый лучший помощник в ношении ведер – запнёшься, и всё, и без воды, зря сделал рейс. Но путь до речки относительно короткий, и каждая кочечка знакома, а вскоре и луна взошла, стало неплохо видно. Ещё приятный бонус ночи тому, кто нелюдим – на улицах в деревне нету ни души, никто не смотрит, не отвлечёт вопросом, разговором. Комфортно. Словно ты один. Словно в лесу. Возникает ощущение, будто мир вокруг принадлежит тебе. Не в смысле владения, а в смысле некоей внутренней свободы. Чувство свободы всегда приятно сердцу любого существа. Главная проблема ночного труда – сон. Пока ходишь, вроде бодр, но попробуй присесть на отдых, и тут же начнёт одолевать сонливость. Рун несколько раз устраивал себе перерыв на пять минут, и в последний из них чуть не вырубился, после чего решил не рисковать, не делать более сидячих пауз, переводя дух стоя. А ведь носить приходилось вверх, от берега в подъём с полными вёдрами в гору. Ноги-то устают. Когда молод, всё нипочём, сил хватает делать дело несмотря на усталость. Однако утомлённые ноги начинают слушаться хуже, чаще спотыкаются в потёмках, в результате приходится передвигаться осторожнее, медленнее. Дольше несёшь, сильнее натруживаешь ещё и плечи. В теории был вариант ходить не к речке, а к колодцу, путь до него несколько длиннее, зато дорога без спусков и подъёмов. На практике ночью колодец не самый разумный вариант, скрипа и стука не избежать, собаки разлаются неизбежно, к чему беспокоить народ. Да и носить дальше, сэкономишь ли силы? Не факт. А время потратишь больше. Принесённую воду Рун выливал в большую бочку, стоящую у дома в огороде. К полночи ему удалось наполнить её всего лишь где-то наполовину. Гораздо меньше, чем он рассчитывал. Вот когда пожалеешь, что в хозяйстве нету лошади. Люди позажиточнее грузят пару бочек в телегу, едут к реке, наполняют, и к дому. За час-другой обеспечивают себя водой, почти не затрачивая физических усилий. Правда лошадь требует ухода, сена. Когда у тебя нет большой семьи, может она и ни к чему. Рун последний раз слил воду. Подумал-подумал, чуть стукнул дверью сараюшки. Если стражники услышат, решат что он домой зашёл, а услышит вдруг бабуля, как раз не сочтёт, что он вернулся. Поход на кладбище ему хотелось оставить в тайне. Про неупокоенный дух ни к чему, чтобы народ узнал. Люди пугливы, многим станет не по себе. Как ему было сейчас. Рун постоял в ночи, морально готовясь к неизбежному. Ночь жила своей жизнью, пели сверчки, летучая мышь невидимой