в низком вырезе майки. – зачем просить о том, что уже исполнено…Мне не за что тебя прощать. Ты не причинял боль Ангаахай. Никогда. А…Дина…Дина мертва и больше не чувствует боли. Я ее убила. Не ты…

Огромное тело Хана трясется, покрывается мурашками, и я вижу, чувствую каждую из них. От прикосновения моих губ он вздрагивает.

– А кто убьет меня…Вера?

Впервые назвал меня русским именем, и теперь вздрогнула я.

– Кто убьет ту тварь, которая жила во мне и могла себе позволить калечить тебя, смогла не унюхать, не различить твой запах, смогла, как слепая сука…не различить черты твоего лица.

– Ты…ты сам ее уже давно казнил. Вот они – следы казни…

Обошла его и стала напротив, нежно касаясь шрамов на его лице, плечах, руках.

– Вот они – следы твоей смерти. Я даже не знаю, сколько раз ты умирал, любимый.

Обхватил кисти моих рук и сдавил их.

– Не касайся этого уродства. Не пачкайся.

– Я не вижу уродства… я вижу тебя. Самого прекрасного из мужчин. Единственного. Моего. Он может быть покрыт миллионами шрамов, он может остаться без кожи, без костей, и я все равно его узнаю, я все равно буду любить его, понимаешь? И если…если он захочет умереть, я последую за ним. В болезни и здравии…

– Пока смерть не разлучит нас…

Закончил он, а я приложила палец к его губам.

– Пока смерть не соединит нас навечно.

Приподнялась, чтоб потянуться к его губам, но Хан удержал меня за плечи, не давая этого сделать, но я обхватила его голову обеими руками и все равно нашла его рот. Коснулась своим и ощутила, как он весь содрогнулся, услыхала, как застонал.

– Поцелуй меня…воскреси меня, Тамерлан…воскреси нас…

Нежно касаясь его рта, целуя нижнюю губу короткими поцелуями.

– Помнишь…помнишь, мы смотрели на лебедей, и я говорила тебе, что буду ждать тебя всегда, что буду любить тебя вопреки всему. Помнишь? Я все еще безумно люблю тебя, Тамерлан…А ты…ты любишь меня? Скажи? Вот здесь…вот здесь все еще живу я?

Прижала ладонь к его груди, туда, где бешено колотилось его сердце.

Выдохнул судорожно и прижал мою руку еще сильнее.

– Там…негде жить, Птичка.

И мне вдруг стало страшно.

– Там…нет сердца, понимаешь?

Не хочу этого слышать. Если он скажет, что больше не любит меня, я просто умру.

– Вместо сердца там ты. Вся ты у меня в груди. Кровоточишь, болишь, истекаешь слезами и заставляешь меня орать от страданий. Ты – мое сердце.

С громким стоном впилась в его губы своими губами. Сильно, жадно, так, чтобы захлебнуться его дыханием, так, чтобы глотнуть вместо кислорода его судорожный выдох. Меня обожгло адской волной возбуждения. Настолько сильной, что кажется, все мое тело запылало, и я вцепилась в его майку, потянула наверх, сдирая с его тела, стягивая через голову, чтобы в нетерпении провести ладонями по испещрённой шрамами груди. Я изголодалась, я иссохла и истосковалась по его ласкам, по его сильным рукам, по его сумасшедшим губам.

– Я… я сделаю тебе больно, – упирается, пытаясь меня отстранить.

– Нет…ты сделаешь мне хорошо. Как раньше…как когда-то. Я хочу тебя, Тамерлан. Я очень сильно тебя хочу.

Прижимая его руку к своей груди и снова впиваясь губами в его губы, и чувствуя, как ладонь сжала полушарие, как большой палец находит сосок и трет его, цепляя коротким ногтем, надавливает и с ревом сдирает с меня платье вниз, обнажая до пояса. Когда шершавые, покрытые шрамами губы обхватывают сосок, меня выгибает от наслаждения и возбуждения. Самый кончик упирается ему в язык, и он жадно сосет мою грудь, обхватывая ореолу всем ртом. И меня буквально подбрасывает от сумасшествия, от осознания, что он наконец-то со мной, мой, и этот взгляд. Он полыхает, он горит страстью. И моя потребность в нем уже сжигает каждую клеточку тела. Сжимает за талию и тянет на себя, падая на пол, увлекая меня в ворох его же одежды. Хватая за бедра и приподнимая над своим лицом, усаживая на него голой промежностью, мгновенно впиваясь в нее языком, пронизывая меня им насквозь, как членом. Мои колени инстинктивно сжимают его голову, и я выгибаюсь назад, закатывая глаза, чувствуя, как заостряются искусанные соски, как они торчат вперед, мокрые от его слюны и зудящие от жажды ощутить его язык и там одновременно, и он словно читает меня, словно знает, чего я хочу – сдавливает кончики пальцами и безумно быстро двигает языком по моей дырочке, а потом вверх к затвердевшему клитору, обхватывая губами, всасывая в рот и бешено вращая по нему языком, и я инстинктивно трусь о его язык, о его подбородок. Я чувствую, как теку ему на лицо, чувствую, как приближается адское цунами, как сейчас меня накроет ослепительной волной, и я задохнусь от наслаждения. Оргазм настолько сильный, что я на мгновения теряю сознание, обмякнув в его руках, конвульсивно дергаясь всем телом, и уже через секунду мой рот накрывает его ладонь, и я кричу. Хрипло, сильно, с надрывом. И словно тряпичную куклу меня приподнимают и медленно нанизывают на его вздыбленный член. Мое влагалище все еще судорожно сжимается, и я слышу протяжное.

– Бл***дь…

Затуманенным взглядом вижу, как теперь изогнулся он, как закрылись его глаза и распахнулся рот в хищном оскале. Монстр в момент самого примитивного удовольствия…удовольствия, которое доставляю ему я. Не выдержал, перевернулся вместе со мной, подхватывая ноги под колени…но перед толчком его губы накрывают мои, и он тихо шепчет:

– Не больно?

– Хорошо, – шепчу в ответ, выгибаясь и подставляя лобок, потираясь им о его волосы, – мне хорошо.

Толкнулся изо всех сил, заставляя меня вскрикнуть, ощутить эту нечеловеческую наполненность…но в этот раз внутри скользко, внутри его ждали, внутри все дрожит после оргазма, и оголен каждый нерв.

– А так?

– Еще! – с наглым вызовом, кусая нижнюю губу и не сводя с него пьяного взгляда.

Толкается сильнее, заставляет изогнуться, выставляя вперед грудь, и он тут же терзает ее губами и зубами.

– Вот так?

Спрашивает и двигается все быстрее и быстрее, так, что мое тело дергается вперед и назад под его натиском, а пальцы впиваются в разбросанную одежду, и мне хочется расшвырять ее в разные стороны. Чтоб он больше никогда не думал о том, чтобы уйти от нас.

– Дааа, – впиваясь губами в его губы и подаваясь навстречу толчкам, заставляя его сдавленно материться и двигаться еще сильнее, так, чтобы чувствовала маткой толчки его члена и содрогалась от дьявольского грязного удовольствия, ощущая, как пульсирующая вена на каменной плоти