– Иди… делай! Потом… все – потом! Успеем еще!

Милка выпустила его руку, улыбнулась и пошла к парню – худая, стройная, в одних только джинсовых драных шортах, на поясе которых было навешано оружие – травматический пистолет, охотничий нож дамасской стали, мачете. А еще – что-то вроде патронташа с многочисленными кожаными карманчиками, в которых чего только не было. Например, та же самая веревочка, о которой упомянул Глад. Бритвенные лезвия, соль в пакетике, жгучий перец, бутылочка с уксусом и слесарные кусачки. Все, чтобы как следует поработать над жертвой. Милка любила разнообразить развлечение.

Подойдя к распростертому на спине голому парню, она вначале встала над ним, остановившись между раздвинутых ног, потом носком сандалии пошевелила, приподняла его член. Затем аккуратно наступила на него подошвой, нажала, согнув ногу в колене, и парень еле слышно простонал. Конечно, это больно, когда тебе раздавливают яйца. Но то ли еще будет?

Милка вынула нож из ножен. Жертва следила за ней, не отрывая глаза от тусклой полоски стали, украшенной характерными разводами, полученными в кузне. Живот, грудь парня вздымались в судорожных попытках прогнать через себя как можно больше воздуха, как будто это могло ему как-то помочь. Но не все зависит от человека – организм, поняв, что попал в экстремальную ситуацию и желая спастись, сам принимает решение – выделяет в кровь массу адреналина, ускоряет движение крови по сосудам, мобилизует, активизирует всевозможные ресурсы тела. Даже если это уже бесполезно.

– Ты знаешь, а у нее есть свой музей! – радостно крикнул Глад. – Она коллекционирует отрезанные члены! Кладет их в банку с водкой или с текилой и ставит на полочку! А потом любуется! Нет, ну надо же девочке иметь какое-то хобби, правда же?

И толпа подобострастно захихикала, хотя большинству из них не было смешно. Про коллекцию членов знали, а Милку боялись до посинения. Не дай бог с ней связаться! Лучше сразу отрезать себе башку!

Милка смотрела на свою будущую жертву с любовью. Так смотрит художник на чистый холст, на котором напишет, без сомнения, самое свое лучшее произведение.

Так смотрит скульптор на холодную глыбу мрамора, из которой он скоро изваяет, без сомнения, – самую лучшую свою скульптуру.

Как можно не любить это тело? Живое, горячее, трепещущее под рукой!

Как можно не любить эти глаза, из которых скоро уйдет, испарится жизнь!

Жаль, что нельзя в конце пытки убить этого парня, поцеловать его перед смертью, вдохнуть в себя последний выдох его легких!

Милка наслаждалась своим делом. И любила свой «холст». Она любила всех, кого убила. Искренне, радостно любила! И помнила каждого – начиная с самого первого, толстяка, который ее дразнил, и заканчивая вот этим парнем. Впрочем, он еще не стал ЕЕ. Он пока ничей!

Милка ласково провела рукой по груди, по животу парня, чувствуя под рукой трепещущие от ее прикосновения твердые горячие мышцы. Опустила руку на член, поиграла им, ласково улыбаясь, и почувствовала, как тот отозвался на ласку. И тогда она улыбнулась, наклонилась, поцеловала в головку и тихо прошептала:

– Я сохраню его! Это будет самый лучший мой экспонат! Я тебя не забуду!

«Лучший экспонат» как-то сразу обмяк, съежился, но Милка не обратила на это никакого внимания. Она достала из кармашка пояса-патронташа кусочек шнура, как нельзя лучше подходивший для дела, и, приподняв хозяйство парня, обвязала шнур вокруг и аккуратно, сильно стянула заранее заготовленную петлю, уберегая жертву от быстрой и смертельной кровопотери. Господин приказал, чтобы парень жил, – значит, он будет жить. Приказ господина превыше всего! Почему так? Милка не задумывалась. Ее измененный, мутировавший, безумный мозг был запрограммирован только на такое – и следовал программе не раздумывая, не размышляя. ТАК было хорошо, ТАК было приятно. И Милка следовала своим инстинктам.

Парень что-то сказал, дернулся, выгнулся, когда она затягивала шнур вокруг его члена, но Милка не обратила на это никакого внимания. Она священнодействовала, она была погружена в ритуал – ведь это самый настоящий ритуал! Ритуал лишения человека жизни. А ритуалы должны исполняться вдумчиво, правильно и красиво.

Сегодня она решила начать по-другому. Сегодня она начнет с его скальпа. Красивые у него волосы – Мила растянет скальп на дощечке, высушит и будет гладить по волосам, вспоминая этого парня. Она не испортит ему лица! Красивый греческий нос, полные губы… красивый мальчик! И член у него красивый… крупный! Как у господина!

Милка вздохнула, взглянула на парня затуманенными желанием глазами и одним текучим, быстрым движением встала на ноги. Перешла, встала со стороны головы, снова опустилась на колени, схватила парня обеими руками за голову и медленно, сочно поцеловала его в губы. Парень выругался – грязно, матерно, но Мила не обиделась. Мало ли что говорит ее «холст»! Он просто не понимает, как ему повезло. Он будет красивым! Самым красивым из ее жертв! И она его не забудет!

Мила погладила парня по лбу, убирая упавшие на него русые кудри, легко провела пальцами по губам… Парень попытался уцепить ее зубами, клацнул челюстью, как голодный волк, но Мила была быстрее – отдернула руку и погрозила «холсту» пальчиком – не шали!

Затем вздохнула, взяла за прядь спереди и приставила нож к границе волос на лбу. Она оттягивала момент начала пыток, наслаждаясь предвкушением – ее это возбуждало. Так возбуждало, что после казни, для того чтобы разрядиться, ей нужен был долгий и жесткий секс, чтобы господин хлестал ее, чтобы она чувствовала себя маленькой похотливой сукой в его руках! Чтобы ей было больно и сладко… а потом – покой и умиротворение. И ради этого стоило жить! И убивать.

Нож опустился, лезвие вошло в кожу, рассекая ее так легко, будто она была тоненькой и совсем не прочной. Скрежетнул по черепу и медленно двинулся слева направо, от левой брови к правому уху, оставляя за собой красные потеки и капельки, сладко пахнущие свежим железом. Парень дико закричал, забился, но помощники Милы держали его крепко и только жадно смотрели на то, как нож обходит черепную коробку паренька.

Он вопил и вопил, так, что закладывало уши, и за его криком Мила не услышала, как заволновалась, закричала толпа. И только когда помощники вдруг отпустили жертву и руки-ноги парня стали свободны, она поняла, что происходит… странное. Оглянулась, ища глазами источник волнения, и тут же получила сокрушительный удар в скулу, от которого помутнело в глазах, а в челюсти что-то хрустнуло. Мила отлетела в сторону, нож выпал у нее из рук, и секунд десять она сидела на асфальте и не могла собрать мысли в плотный клубок. Нить мыслей ускользала, нельзя было сосредоточиться и понять, что это за крики и почему вокруг все бегают и вопят.

И только когда загремели выстрелы, она очнулась, встряхнулась, одним красивым, сильным прыжком вскочила на ноги и, слегка согнувшись, как пантера перед броском, осмотрелась по сторонам.

Первый ее взгляд был брошен туда, где только что лежала ее жертва. Парня уже не было – похоже, он сбежал. Ну и черт с ним, главное – господин!