— Ах, значит, дяденька?! — воскликнул метрдотель. — Вспомнил про наше родство? Я тебя исключительно из родственных соображений сюда взял, поставил на место, где ты ничего своровать не мог, так ты все равно ухитрился?

— Нет, дяденька! Я ничего… я никогда…

— А где коньяк? Куда ты дел коньяк, мерзавец?

— Какой коньяк?

— Французский, дорогой, Пети Шампань, «Шато де Монтифо», двадцатилетней выдержки!

— Так он же у вас… того… для гостей!

— Для важных гостей, скотина! Для особых гостей! А ты его загнал кому-то из своих дружков криминальных…

— Я ни сном ни духом! — вопил Гриша.

— Ах, значит, ни сном ни духом? — И Профессор повернул нос племянника против часовой стрелки.

— Ай! Больно! — верещал тот. — Отпустите, дяденька! А вы, как представитель милиции, обязаны прекратить этот садизм! Обязаны оградить меня…

Последние слова, несомненно, относились к капитану Зеленушкину. Тот, однако, спокойно пожал плечами и невозмутимо проговорил:

— А я ничего такого не наблюдаю. Имеет место обычный воспитательный процесс, родственные отношения… ничего противозаконного, а значит, нет причин для вмешательства.

— Колись, недоумок! — воскликнул Профессор. — Колись, а то будешь всю жизнь отзываться на кличку Буратино!

Из глаз швейцара брызнули слезы, и он проверещал:

— Лехе я этот коньяк продал!

— Какому еще Лехе, жертва бесплатной медицины?

— Лехе Семечкину… — сообщил швейцар, давясь слезами.

— Что-о? — Профессор недоверчиво уставился на племянника. — Ты хоть ври правдоподобно! Откуда у этого мелкого недоразумения деньги на дорогой коньяк?

— Дяденька, я правду говорю! — рыдал Григорий. — Честное слово, я этот коньяк продал Лехе! Я не знаю, откуда у него деньги!

— Если человек дурак — это хроническое! — проговорил метрдотель, отпустил нос племянника и оттолкнул его. Тот всхлипывал, размазывая слезы по лицу, и тер красный распухший нос.

— Вот что приходится терпеть ради родственников! — с тяжелым вздохом произнес Профессор, повернувшись к Зеленушкину. — Ну это все, чем я могу вам помочь. Где искать этого Леху Семечкина — это вы сами…

— Да знаю я этого Леху как облупленного! — ответил капитан. — Только откуда же у него деньги на такой дорогой коньяк?

— Чего не знаю — того не знаю! — Профессор развел руками.

Леху Семечкина капитан действительно знал очень хорошо.

Тот неоднократно задерживался за мелкие кражи, мелкое же мошенничество и другие столь же мелкие и несолидные правонарушения, за которые он получал такие же мелкие сроки. Или ничего не получал, если начальству не хотелось с ним возиться.

Обычно Семечкин крутился на рынке в поисках какого-нибудь случайного заработка. Туда и отправился капитан, чтобы выяснить судьбу злополучной бутылки.

Однако на рынке Лехи не оказалось.

Капитан прошел по всем рядам справа налево, затем слева направо, расспросил знакомых торговок, но все они дружно говорили, что не видели Семечкина со вчерашнего дня.

— Так ты спроси Фросю, — посоветовала ему наконец дородная торговка семечками, известная всему рынку под колоритным именем баба Холера. — Он у Фроси второй месяц проживает.

— Это у какой же Фроси? — уточнил капитан. — Это у той, что за водокачкой живет? У той, что самогон гонит?

— Насчет самогона ничего не знаю. — Баба Холера поджала губы. — А только Леха у той Фроси живет, которая на вокзале прибирается.

Фросю капитан нашел без проблем. Она стояла посреди кассового зала, опершись на швабру, и общалась с выглядывающей из своего окошечка кассиршей.

— Я тебе точно скажу, — вещала Фрося громким голосом, перекрывающим вокзальный репродуктор, — этот Хосе Аркадио — тот еще мерзавец! Как ты хочешь, он эту бедную девушку оставит без наследства… вот есть у меня такое предчувствие!

— Не может быть! — ужасалась кассирша. — Это до чего же люди бывают бессовестные!

— Все-таки я тебе скажу, Антонина, — авторитетно проговорила Фрося, — очень это жизненное кино!

— Гражданка Сундукова? — проговорил капитан, подходя к разговорчивой уборщице.

Близко подойти ему не удалось, потому что Фрося разлила вокруг огромную лужу, посреди которой и стояла теперь, как памятник пионеру-герою посреди городского фонтана.

— Допустим, мы Сундуковы, — ответила та испуганно. — А что такого случилось? Если вы насчет той курицы, так она сама на мой огород забежала, а отчего она померла, кто же ее знает… может, возраст у нее такой, а может, со здоровьем что…

— Я не насчет курицы, — заверил ее Зеленушкин.

— А насчет чего тогда? Самогон я не гоню, нету у меня такой вредной привычки. А если немножко сделала, так это только для собственного здоровья…

— Самогон, Сундукова, меня пока тоже не интересует! Я насчет вашего сожителя Семечкина…

— Так вы насчет Алексея Викторовича? — оживилась Фрося. — Так что, нашелся он?

— Что значит — нашелся? — удивленно переспросил капитан. — А что он — терялся?

— Ну как же! Я ведь вчера и участковому нашему, Степанычу, сказала, что потерялся Лешенька мой! Заявление ему принесла, чтобы, значит, нашли его и вернули непременно по месту жительства… только Степаныч заявление у меня не принял, говорит, что еще недостаточно времени прошло, как он пропал, и вообще я ему никто… а как же я никто, когда мы с ним уже полтора месяца совместно проживали? Это теперь называется гражданский брак…

— Подождите, Сундукова! — остановил Зеленушкин расчувствовавшуюся Фросю. — Давайте по порядку. Когда и при каких обстоятельствах исчез ваш сожитель Семечкин?

— Когда? — Фрося задумалась и принялась загибать пальцы, что-то про себя считая, и наконец уверенно сообщила: — Так вчера исчез, после завтрака. Поел — и тут же исчез. Поел хорошо, кашу пшенную и бутерброд. А насчет обстоятельств — это вы зря, не было никаких обстоятельств, мы с Лешей хорошо жили. Я его даже прописать к себе хотела, да только не успела… совсем было собралась, а тут как раз он и пропал…

— А не видели вы у него такую бутылку? — Капитан вытащил из портфеля злополучный коньяк.

— Нет, — проговорила Фрося, с интересом осмотрев бутылку. — Чего не видела — того не видела. Я сама такого не потребляю, и Лешенька тоже. Если чего и выпьет, так водки обыкновенной или, допустим, самогонки. А этих иностранных напитков он не одобряет. И я тоже считаю — только деньги зря переводить…

— А с кем Семечкин последнее время общался? — продолжил Зеленушкин расспросы.

— Да с кем? — Фрося горестно вздохнула и подперла щеку ладонью. — С шантрапой всякой… с нестоящими людьми, несерьезными… я ему говорю — что ж ты, Алексей Викторович, с такой дрянью якшаешься? Ты же теперь человек солидный, можно сказать, почти семейный, почти женатый, а дружки у тебя полная дрянь и пустое место… А он мне говорит — ты, Фрося, ничего не понимаешь, я теперь с таким человеком общаюсь, что любо-дорого, с таким, каких во всем нашем городе нету, и скоро, Фрося, я через это знакомство очень сильно разбогатею. Я ему, конечно, не очень верила, хотя один раз он и правда принес денег, целых пять тысяч. Дал их мне и говорит — бери, говорит, Фрося, не стесняйся, и главное — ни в чем себе не отказывай!