Огонь «Эмдена» ослаб, отмечая конец его удачных и успешных операций. На нем больше не было орудийных расчетов, орудий, никакой возможности выпустить торпеду или убежать. Последним решением командира стало посадить свой корабль на мель на незаселенном коралловом рифе у одного из островов, Северного Килинга[20], который поднимался на горизонте во время сражения. Он нацеливался не дать своему кораблю попасть в руки врага и спасти раненых, находившихся во внутренних отсеках, от ужасной смерти в наполненными акулами водах. На борту больше не было шлюпок, которые можно было бы использовать. На трех самых больших отправился десантный отряд, другие сгорели на палубе.

Поэтому «Эмден» еще раз повернул направо, в направлении острова. Противник тоже повернул направо и встал тем же курсом, следуя за раненым кораблем и отправляя по нему снаряд за снарядом, надеясь, что он утонет до того, как доберется до рифа. Но бесполезно. «Эмден» продолжал следовать своим курсом. Мюллер стоял рядом со световым люком над машинным отделением и «рулил» кораблем, рули которого были разбиты, вручную управляя обоими двигателями. В 11:15 двигатели остановились и корабль сел на мель в проеме между двумя коралловыми рифами, что смягчило удар. Он находился у северного побережья острова. И снова Мюллер приказал полный вперед, поскольку хотел, чтобы корабль сидел как можно выше на рифе. Затем моряки открыли кингстоны.

Или противник не был уверен, что превратил корабль в развалину, или им хотелось использовать его для тренировки в стрельбе по цели — но с вражеского крейсера продолжали стрелять. Чтобы избежать дальнейшего кровопролития, Мюллер разрешил остававшимся на палубе прыгнуть за борт и плыть до острова. Из тех, кто прыгнул, некоторым удалось добраться до берега. Другие, которым не так повезло, утонули в бушующем прибое. Примерно через пять долгих минут после того, как «Эмден» сел на мель, его противник прекратил огонь. Удивительно, но появился «Буреск», отвлекая его. Теперь командир фон Мюллер мог приказать всем подняться на палубу. Он насчитал 133 мертвых, 49 тяжелораненых. Три пятых его экипажа из 314 человек были мертвы или ранены, а корабль представлял собой горящую груду разбитого металла. Под бронированной палубой все было разгромлено и представляло собой хаос. По верхнему бункеру пришлось прямое попадание через световой люк машинного отделения. Осветительное оборудование было разбито. Трупы лежали повсюду, разбросанные среди частей машин и разбитых банок с соляркой.

В котельной у кочегаров стояла страшная духота. Отсутствовала какая-либо вентиляция, они работали в дикой жаре, достигавшей почти 140 градусов по Фаренгейту, детонирующие снаряды оторвали кожухи котлов. Но неустрашимые и отважные кочегары показали себя не менее преданными делу, чем их товарищи, управлявшие орудиями наверху. Только из одной котельной, где удар угрожал взрывом пара, людей пришлось эвакуировать.

Во вспомогательных машинных отделениях экипаж страдал от жары, дыма и огня. Они постоянно тушили огонь и смогли выдержать жару, только держа лица у огнетушителей, где холодные брызги ненадолго приносили облегчение. Несмотря на всю агонию, они продолжали работать под руководством старшего механика судна, старшего мичмана Адена, до самого конца. После того, как корабль сел на мель, они вышли из своей норы, покрытые сильными ожогами.

На корме крейсера снаряд вывел из строя как автоматическое, так и ручное рулевое управление. Из-за ядовитых газов, от которых задыхались люди, весь личный состав эвакуировали в ближайшие отсеки, также эвакуировали госпиталь. Большая часть людей на средней палубе погибла. Взорвавшиеся снаряды преградили им дорогу к отступлению.

Учитывая обстоятельства, потери под бронированной палубой были относительно легкими. Сколько смелых кочегаров утонули бы, если бы корабль потопили? Один взгляд на изогнутые, пронизанные как решето и сорванные трапы и люки давал ответ на этот вопрос. В воспоминаниях личного состава машинного отделения и торпедного отсека рассказывается об огромных, отнимающих много времени усилиях людей, выбиравшихся из заблокированных и запаянных отсеков. Люди также не могли уйти с пульта управления и после сражения для их освобождения специально предпринимались усилия. Большинство технических специалистов освобождались из покореженных проходов при помощи кувалды и топора. Как удачно, что остров оказался так близко...

А что испытали люди, находившиеся во внутренних отсеках корабля? Вот что рассказал мичман торпедного отсека Пюшель:

«Никогда раньше нам не доводилось так быстро занимать позиции по нашим отсекам. Все приготовления проводились на самой высокой скорости — зажгли дежурное освещение, включили все аварийные системы, все подобное. Приготовив торпеды к залпу, мы ждали дальнейших приказов долгие, полные агонии минуты. Через переговорное устройство я связался с лейтенантом Виттхефтом и понял, что иностранный корабль — это английский крейсер. Судя по сильным вибрациям «Эмдена» и тому, как вода билась о его борт, я мог сказать, что мы на большой скорости идем к врагу.

Пятнадцать минут спустя наши орудия выпустили первые залпы. Мы без слов смотрели друг на друга: танец начался. Энсин принц Франц-Иосиф, заместитель командира торпедного отсека, находился на сходном трапе торпедного отсека. Мои двенадцать подчиненных и я стояли, готовые выполнять его приказы. И снова прогрохотал залп, затем еще один. Наши уши стали привычны к этому. По нам не попадали.

— Первое попадание по вражескому кораблю, — объявил Виттхефт с командного пункта для торпедного отсека.

Наша радость оказалась недолгой. Пятнадцать минут спустя послышался громкий взрыв и звук, напоминающий раскаты грома.

Еще один сильный взрыв, а затем треск, расщепление и разрыв железа и стали, за которыми последовал тяжелый металлический глухой удар.

— Что происходит? Что происходит? — кричал я, и мне ответил какой-то голос:

— Прямое попадание по фок-мачте. Впередсмотрящего и энсина фон Герарда выбросило за борт. Мачта и оснастка тянутся по воде вдоль корабля.

Новые взрывы, более громкие и длившиеся дольше, чем раньше, сотрясли корабль. Швы по левому борту с заклепками разорвались от давления бьющих снарядов. Мы увидели дневной свет.

Вода полилась в наш небольшой отсек, словно из открытого шлюза. Что мы могли сделать? Мы взяли гамаки и прижали их со всей силы к разошедшимся перегородкам. Все трудились, вкладывая последнюю унцию силы, чтобы сдержать воду.

Без толку. Наши лесоматериалы для предотвращения затопления ломались, как спички. Мы попробовали все, но все равно вода продолжала заливать. Я связался с соседней, четвертой котельной через переговорное устройство, чтобы выяснить, как у них идут дела. По бункеру с правой стороны пришелся тяжелый удар.

— Бегом, пошлите кого-нибудь к трюмной помпе в торпедной части, к нам заливает вода, — заорал я в ответ.

И сразу же начала работать трюмная помпа. Вначале казалось, что она хорошо работает, но потом она стала скрипеть и шипеть, потому что в засасывающем механизме заело какую-то тряпку и он больше не мог работать достаточно быстро. Теперь мы не могли добраться до трюмной помпы, туда, где находилось входное отверстие. Вода продолжала заливать, в нашем помещении уровень воды достиг двадцати пяти сантиметров. Снова и снова мы слышали рев орудий; Можем ли мы в этом сражении оказаться проигравшими? Я прыгнул назад к переговорному устройству: