— Феодосий Порфирьевич, пусть Баевский летает, я беру на себя всю ответственность.

И я летал после этого еще около пятнадцати лет, когда уже очень многих моих ровесников списали с летной работы, и ни разу здоровье меня не подвело.

Работалось в Липецке очень хорошо. Летал в основном на истребителях МиГ-17 и МиГ-19, а также на Ил-28. Собирался полетать и на дальнем бомбардировщике Ту-16. Но тут состоялось решение об образовании в 1960 году Ракетных войск стратегического назначения и резком сокращении Военно-воздушных сил.

Сижу на командном пункте аэродрома, проводим учение, мне звонит начальник Центра и говорит:

— Немедленно прекращай все полеты!

— А что такое? Что случилось?

— Директива, о которой говорили, уже выслана нам. Немедленно прекратить полеты.

— Так весь полк уже взлетел. Выполняет задание.

Молчание. Через некоторое время:

— Ну ладно, пускай. Но чтобы потише все… Никому об этом ни слова не говорить. А я приеду и на построении все объявлю.

У нас в Центре были полки — истребительный, бомбардировочный, дальнебомбардировочный и еще один. Все — на разных самолетах. Приказ — расформировать! Всех уволить в запас! А летчики у нас — только 1-го класса. Лишь двое из училищ имели 2-й класс. Для подготовки командиров полков отобрали из частей лучших из лучших! Какой-то кошмар… Через несколько дней к нам прилетел заместитель Главкома ВВС генерал-полковник авиации С. И. Миронов[9], начальник боевой подготовки. Говорим с ним. Задаем друг другу вечный вопрос: что делать?!

— Погоди, — размышляет Сергей Иванович. — Я постараюсь договориться с командованием ПВО. Может быть, истребителей удастся отдать туда. Никуда их пока не отпускай.

— Но когда? Меня уж и так спрашивают, почему у вас до сих пор ничего не делается.

— Ну потяни, потяни…

Проходит неделя. На второй, поздно вечером, звонок из Главного штаба. В трубке голос Миронова:

— Слушай, 16 человек берет Главный штаб ПВО!

— Товарищ генерал-полковник, так вчера двое последних уехали…

Миронов бросил трубку.

Всех моих летчиков демобилизовали. Я не мог их удержать. А сколько было запоздалых просьб командующих вернуть им тех, кого они послали в Центр! Ставилось, оказывается, условие: вместо каждого вернувшегося из Центра отдать любого другого. Казалось бы, так и надо сделать. Но ни один командующий вовремя не сообразил…

Уволили из ВВС элиту. Все молодые, грамотные, сильные, с большими перспективами. Ведь командиром полка стать — это целая история, важнейший этап службы. Никого из них ни о чем не спросили. Самое ужасное, что через примерно год их пытались вернуть обратно, когда стало ясно, что без авиации ничего не сделать. Но без особого успеха…

Для оценки этого хрущевского преобразования у меня и сейчас нормальных слов нет! Это вопиющий пример самого гнусного отношения к людям, к стране, непонимание существа дела, в данном случае авиации…

Обороноспособности страны был нанесен тяжелейший удар.

Мне, а я был тогда полковником, предложили — или увольнение, или… Академия Генерального штаба. Поначалу я сказал сгоряча начальнику Центра:

— А что я там не видел, с этими краснопогонниками?!

Но Феодосий Порфирьевич, сам окончивший эту академию, спокойно возразил мне:

— Иди обязательно! Это очень много тебе даст.

— Но авиацию ведь всю разогнали!

— Ничего!.. Никогда авиацию не разгонят!.. Только туда.

И я согласился. Только потом понял, какое это было правильное решение. Для демобилизации я был тогда еще молод, и, несмотря ни на что, хотелось быть испытателем!

Мы снова в Москве. Прибываю во вторую свою академию, занимавшую красивое здание дореволюционной постройки в переулке Хользунова (сейчас здесь находится Главная военная прокуратура). Большое собрание слушателей ведет какой-то очень большой начальник, кажется, в звании генерала армии. Я сидел в третьем-пятом ряду. Вдруг он обращается ко мне:

— А вы что тут делаете?

— Учусь.

— Ну вы же понимаете, у нас был авиационный факультет, его сократили. Авиация больше не нужна, так же как кавалерия после Гражданской войны. На какой род войск, на что мы сейчас обращаем внимание?

— Наверное, на ракеты.

— Вот, правильно! Вы сами знаете. А есть тут ракетчики?

Один вскакивает:

— Командир ракетной бригады Забегайлов!

— О! Вот наше будущее!

Эта безобразная, глубоко ошибочная точка зрения на авиацию тогда была весьма распространена среди руководителей государства и армии. А Забегайлов стал моим очень хорошим другом. После окончания академии его назначили на должность, которая называлась «дежурный генерал». Я звоню ему, слышу:

— Дежурный генерал, полковник Забегайлов!

Спрашиваю:

— Так все же полковник или генерал?

А впоследствии Ю.П. Забегайлов получил и звание генерал-полковника, став заместителем Главкома РВСН.

Считаю, что два года в Академии Генштаба были для меня исключительно важны. Я понял, что же такое вообще Вооруженные силы. Что только вместе, сообща различные виды Вооруженных Сил, рода войск могут решить поставленные задачи. А также то, что без авиации никто ничего сделать не сможет. Даже ракеты. Уже в конце первого года обучения мы, несколько авиаторов, были буквально нарасхват. Готовятся, например, групповые упражнения, учения. Ракеты должны поразить какие-то цели. Но где эти цели, кто их будет искать? Кроме летчиков, никто эти задачи решить не сможет.

Старшиной нашего курса был командир Кантемировской танковой дивизии генерал-майор Курцев Борис Викторович[10], веселый энергичный человек, боевой знающий командир. 12 апреля 1961 года сидим мы все перед лекцией по стратегии, преподаватель что-то задерживается. В аудиторию быстрым шагом входит Курцев:

— Братцы, человек в космосе!

— Как человек? Кто? — спросили все разом.

— Космонавта запустили, уже не бобиков разных!

— Кто такой?

— Как кто?! Танкист, конечно!

Б.В. Курцев не мог себе представить иного варианта. А это был, конечно же, летчик. Истребитель Юрий Алексеевич Гагарин! Тот день запомнился навсегда. Авиаторы из разных групп поздравляли друг друга. Куда же без авиации!