— До моего появления в столице, — улыбнулся я и телу пробежала дрожь от такого приятного, но за несколько дней в этом мире уже забытого чувства превосходства.

От появившегося с учетом обстоятельств простора действий и количества возможностей голова пошла кругом и тело бросило в жар от нетерпения. Немалых усилий мне стоило успокоить себя и не начать действовать немедленно. В разговоре с Богдановой я узнал гораздо больше, чем планировал, но это еще не все что я хотел обсудить.

Ведь получается…

— Ты солгала, — с нескрываемым упреком в голосе проговорил я и подошел к опешившей Богдановой вплотную, — где они?

— Кто они? — не без труда выдержав мой напор переспросила Василиса, прикинувшись дурочкой.

— Ты знаешь, о чем я, — не моргнув ответил я, — а я уже начал думать, что мы союзники.

— Ладно, ладно, — примирительно подняла ручки Богданова и окинула меня осуждающим взглядом, — какие мы резкие сразу стали.

— Есть в кого, — пожал я плечами и протянул руку.

— Держи, — чуть склонив голову выпалила Василиса и протянула мне пачку бумаг в синей папке.

Как я и ожидал, нужные мне документы лежали у Богдановой прямо под рукой. Несколько минут я пристально изучал полученные документы. В папке оказались не только медицинские свидетельства наложения на меня печати пятой ступени, но также протокол судебного процесса, копии решения суда, список свидетелей при процедуре, показания медицинского персонала и прочие мелкие бумажки, приобщенные к делу.

Кропотливая и тонкая работа. И, полагаю, таких папок по делу об Иркутском инциденте у нее накопилось не мало за семнадцать лет. Не удивительно что Богданова так панически боялась обысков додзе. И ведь как умно прячет, под самым носом у совета. Дед бы гордился находчивостью, усердностью и непоколебимой преданностью ученицы.

— Все-таки пятая ступень, — с нескрываемой радостью проговорил я и закрыл папку.

— Рано радуешься, — фыркнула Богданова, — если бы простые бумажульки могли навредить совету, он бы уже давно загнулся.

— Ты права, — согласился я, — бумажульки это оружие и не работает само по себе. Но поверь, я умею им пользоваться.

— Без решения суда медицинский документ бесполезен. А как ты мог заметить, это конкретное решение выносил Боярский суд, а не Имперский. Следовательно, оспорить его неверное исполнение ты можешь лишь через вышестоящую над ним инстанцию. А это боярский совет. И ты сам знаешь куда они попросят тебя засунуть свое ходатайство. А после этого начнут тщательно копать откуда ты вообще эти документы получил.

— Есть у меня одна идея как это обойти, — пожал я плечами, но Богданова лишь закатила глаза.

Не поверила. Ну и ладно. Это не так важно. Запоет по-другому, когда увидит собственными глазами.

— Даже если так. Обрати внимание на фамилии тех, кто выносил вердикт, и тех, кто приводил приговор в исполнение. Один и тот же род Еремеевых. Которые были вассалами рода Жеребцовых.

— Были? — понял я к чему клонит Василиса.

— Были, — утвердительно кивнула Богданова, — род Еремеевых при мутных обстоятельствах был уничтожен под корень спустя шесть месяцев после инцидента.

— Как удобно, — восхитился я осторожностью и тщательностью работы боярских свиней.

— Весьма удобно. На суде не будет свидетелей наложения печати, их просто не осталось в живых. Поэтому проведут собственное исследование и, как ты понимаешь, заключат что на тебе печать пятой ступени и дело закроют. Суд то боярский. В этом главная проблема. Это будет сплошная фикция, а не суд.

— Знаю. Как и то, насколько сложно определить ступень печати со стороны.

Я даже со взором Жукова не увидел ни следа печати на Игоре Жукове, а ведь у него тоже первая ступень. Но я не увидел и не почувствовал НИ-ЧЕ-ГО. Да что там говорить, я в собственном теле не мог найти печать, пока она не начала выжигать мою красную энергию. Да и сейчас не вижу, только чувствую адскую боль.

— Сложно, это еще очень мягко говоря, — скривилась Василиса, — подавляющие печати это устаревшая техника, которую не используют уже сотни лет. Ты во всей империи не найдешь ни одного специалиста в этой области. Я и сама смогла определить ее ступень только потому, что… — Богданова замялась и не решалась продолжить.

— Потому что повернутая на нелегальных опытах и запретных древних техниках садистка? — закончил я за нее.

Василиса замерла на месте не зная, как реагировать. Убить меня сразу или медленно и мучительно.

— Брось, — отмахнулся я, — ты забыла, что я знаком с тобой в другом мире, где ты старше и мудрее.

— И там, в твоем радужном мирке, — подняла вверх подрагивающий из-за бушующих в ярости потоков палец, — я… постаревшая… и мудрая… не убила бы тебя за такие слова? — холодным разрывающим душу голосом медленно проскрежетала Василиса.

— Убила бы в ту же секунду, — вздохнул я, — ты там та еще стер… — начал я и тут же замолк под ужасающим взглядом розовой фурии.

Ладно. Подразнили демона и хватит.

Следующие десять минут прошли в полной тишине.

Пока Василиса боролась с желанием меня убить, я анализировал текущий расклад. Как и всегда, я при этом маячил взад-вперед по кабинету, но Богданову это не раздражало, а наоборот странным образом успокаивало.

— Ты так уверенно болтал о мести боярам… о том, что утопишь этот мир в их крови. Но я то знаю, что ты лишь хрупкий маленький мальчик с искалеченным телом, — решила отыграться и подразнить меня в ответ Богданова, — на что ты способен кроме как убивать слабых детишек?

— Много на что, — улыбнулся я, тщательно подавляя эмоции, — а что касаемо тела… ты дала мне все что для требуется для того, чтобы это исправить.

— Горстки бумажулек тебе хватит, чтобы достичь уровня Магистра? — усмехнулась Богданова.

— Магистра? Бери выше, фурия. Ранга Гения. И я не собираюсь его достигать… я его верну, и это произойдет куда быстрее чем ты думаешь. А сейчас, будь добра, расскажи откуда ты узнала про поляну в Карелии, и я пойду. У меня есть еще планы на этот вечер.

* * *

Разговор с Богдановой был определенно лучшей частью этого дня. Если подумать, то возможно всех предыдущих дней. Руки так и чесались начать действовать, благо все приготовления закончены, и завтра боярские свиньи осознают с кем связались на самом деле.

Настроение было превосходным и на душе полегчало после того, как поделился своим прошлым с кем-то близким. Дед, даже будучи дохлым в этом мире семнадцать лет, умудрился связать нас с Богдановой вместе незримой нитью.

Нитью из непоколебимой веры, восхищения, уважения и пиетета в адрес одного старого садиста. Как-то забыл уточнить у Василисы есть ли в этом мире еще такие же чокнутые как она, кто разделяет ее мнение о старике. Было бы полезно.