— Да, Том. Вы уже видели?

— Видел, — подтвердил Том Констебл.

Билл не знал, где в тот момент находится Том: в Вайоминге, Атланте или даже в Китае; Том не мог усидеть на месте. Черт побери, может, он вообще на «Бернинг-три», у десятой или двенадцатой лунки?

— Вы довольны?

— Сама информация мне понравилась. Но вот в ее подаче оказалось больше сочувствия, чем я полагал.

— Судя по всему, Банджакс лично познакомился с Мемфисом и тот ему понравился. Мемфис вообще всем нравится. Даже мне.

— Не сомневаюсь, мне бы он тоже понравился, — проворчал Констебл. — Дело не в этом. Дело в том, что Мемфис стоит на дороге и его необходимо убрать. Все остальное не важно. Скажи мне то, что я хочу услышать. Мемфиса больше нет. Его место занял какой-то послушный заместитель, который в самое ближайшее время выдаст отчет. Я просто не представляю, как после всего этого дерьма Мемфиса могут оставить в команде.

— Ни о каких перестановках речи пока не идет, но еще слишком рано. Обязательно последует период, когда видимость сократится до нуля. Все станет непроницаемым. Со стороны будет казаться, что ничего не происходит. На самом деле сейчас все пытаются осмыслить тот факт, что игра стала другой, разобраться в ситуации, понять, где теперь сила, у кого импульс. На это требуется время. Только потом настанет пора действовать.

— Ты прав. Но если бы я так вел свои дела, то сейчас был бы нищим.

— Вот почему, Том, я всегда советовал вам держаться подальше от Вашингтона. У вас слишком бурный темперамент, и здесь вы лишь заработаете себе язву. Вы платите мне за то, чтобы вместо вас язву зарабатывал я.

— И если не ошибаюсь, Билл, плачу я тебе чертовски щедро. Итак, материал вышел, Бюро отсиживается за запертыми дверями, давление со стороны средств массовой информации нарастает, все застыли в напряжении. Белый дом пока молчит?

— Молчит, но Джек Райдингс прессует председателя Конгресса, чтобы тот пригрозил устроить слушания. Поверьте, ФБР не хочет отправляться на Капитолийский холм и ворошить свое грязное белье. Оно мечтает поскорее обо всем забыть.

— Неужели никто не понимает, что нужно сделать? Вышвырнуть Мемфиса, выдать отчет, объявить о закрытии дела, и все будет в полном порядке. И больше никаких книг о бедной Джоан, никакого дерьма обо мне в Интернете. Ты видел последнюю утку? Якобы у Джоан имелись фотографии, на которых я в боа из перьев плясал с Дж. Эдгаром. На них мы напоминаем Алису Токлас и Гертруду Стайн.[39]И я убил Джоан с целью получить негативы.

— Том, вас многие ненавидят. И вам это известно. Нет смысла обращать внимание на существование этих людей. Они будут только рады, если вы подадите на них в суд.

— Ну хорошо, хорошо. Просто следи, Билл, чтобы ситуацию не спустили на тормозах. Жми на Джека, жми на Бюро и держи меня в курсе. Я хочу знать, что у вас происходит. Это проклятое дело должно быть закрыто.

— Я все понял, Том.

— Да, кстати, — добавил Том, — что касается седьмой лунки, ты напрасно пытался загнать мяч с хода.

Надо отдать должное чикагской полиции: дело свое она знала. За четыре часа, прошедшие с момента обнаружения тел Стронга и Рейли до появления на сцене ФБР, не как советника, а как головного ведомства, убежденного, что наемный убийца пересек границы штатов (хотя впоследствии и выяснилось, что это не так), и до образования оперативной группы «Снайпер», шло своим чередом обычное расследование. Поскольку Стронг и Рейли были известными личностями и обстоятельства их гибели представлялись достаточно странными, дело было первоочередным, и две бригады следователей целый день опрашивали свидетелей и знакомых, проверяя стандартную теорию о том, что причины убийства нужно искать в поведении жертвы, а не в каком-то общенациональном заговоре.

Следователи общались с соседями, коллегами по работе, журналистами (а Джек пользовался у прессы любовью, всегда готовый выдать острую фразу, от которой у читателей вскипает кровь) и так далее. Эту кампанию официально прекратили около трех часов дня, и следователи доложили о своих результатах ФБР. Однако Бюро не заинтересовалось их находками и поручило заниматься описанием места преступления и другими бюрократическими задачами, обязательными при федеральном расследовании. У ФБР уже имелся подозреваемый, хотя и чисто теоретический, и в местных следователях не было никакой нужды.

Но ни один полицейский ни в коем случае не выбрасывает свои заметки. Поэтому когда несколько недель спустя сержант Денни Вашингтон по собственной инициативе, неофициально, как бы мимоходом переговорил со всеми следователями, которые участвовали в первом этапе дела, ему удалось заполучить пять из шести записных книжек, с обещанием их вернуть. Эти книжки он передал Бобу, поскольку только у него были терпение, время и желание — необходимый фундамент для их тщательного изучения.

Боб, один в своем гостиничном номере, сидел за столом под дешевой лампой. Время приближалось к полуночи, и казалось, что подходящий к концу день потрачен впустую. Боб спал допоздна, затем его выбило из колеи известие о том, что у Ника крупные неприятности, а расследование превратилось в политическую интригу. Свэггер посмотрел выпуски новостей, в которых показывали фотографию Ника, а ведущие без слов, одним поднятием бровей и мимикой лица передавали свое разочарование по поводу того, что Бюро поручило важное дело неподходящему кандидату, и расследование, начавшееся так бодро, теперь сбилось с пути, зашло в тупик и гоняется за какими-то химерами. Что случилось с ФБР? Ведь предполагалось, что в таком серьезном деле оно постарается не ударить в грязь лицом.

На всех каналах мелькал журналист по фамилии Банджакс, который рассказывал о своих открытиях, отчаянно пытаясь откреститься от того, что вытекало из его же собственных слов. Разумеется, он не представляет, насколько оправданным было назначение Ника главой следственной группы, у него нет никакой заинтересованности, эмоциональной или профессиональной; его работа заключается в изложении фактов, он предоставляет другим возможность делать выводы. Ему просто показалось, что общественность имеет право знать: один из главных ищеек ФБР в прошлом сам являлся участником схожих событий — трагических и печальных, поэтому, естественно, возникли вопросы.

У Бюро не было никаких комментариев; у Ника, разумеется, тоже. Боб мельком увидел девушку, Старлинг; опустив голову, она пробежала мимо телекамер, которые выстроились перед входом в здание имени Гувера. Бобу показалось, что девушка чем-то расстроена.

Затем выпуск новостей прервался на интервью с бывшим мужем Джоан Фландерс, состоятельным чудаком Т. Т. Констеблом. Он предстал перед объективами настоящим ковбоем: он переселился на Запад, полностью расставшись со своим образом Восточного побережья, и теперь носил ковбойскую шляпу, красную клетчатую рубашку с расстегнутым воротником и красный платок на шее.