– Да.

– Что возвращает меня к первоначальному вопросу. Зачем вы это делаете? Вы не военные. Вы лично – спасатель на списанном военном корабле с наклонностью к пацифизму.

– Кроме нас, некому.

– Никто не стал бы вас винить, пустись вы бежать.

У меня сжались челюсти. Вспомнились друзья и сотрудники, оставшиеся на станции Камроз. Им бежать было некуда.

– Кто-то должен найти способ дать им бой.

– Однако, – насупилась Люси, – мне любопытно. Разве вам не страшно?

Я выдохнула. Конечно, мне было страшно. Но я не дам страху ни остановить, ни задержать себя. Я пойду вперед, туда, куда надо, а отдохну потом – после победы или смерти, там видно будет.

Держа руки в карманах старой пилотской куртки, я пожала плечами:

– Похоже, мне просто уже нечего терять.

Звякнула капсула в ухе. Я дважды тронула ее пальцем, и передатчик вывел в мое поле зрения аватару «Злой Собаки».

– Что-то еще стряслось?

Сердце у меня зачастило. Неужели белые корабли так скоро нас догнали?

«Злая Собака» покачала головой. Она явилась передо мной в толстом свитере и какой-то вязаной шапчонке с помпоном.

– Нет, ничего не случилось.

– Тогда в чем дело?

– Просто я заметила, что, согласно старым календарям Конгломерата, сегодня сочельник.

– Это что такое?

– Старинный обычай. Праздник неумеренного потребления и обмена подарками в честь рождения человека, осуждавшего накопление личных богатств и имущества.

– Звучит как-то странно.

– Земные традиции при внимательном рассмотрении часто обнаруживают мало смысла.

Я разбросала ногой кучку хрупких опавших листьев.

– Зачем же ты вспомнила этот?

«Злая Собака» улыбнулась.

– Сочельник отмечался в декабре, посреди зимы, когда дни в северном полушарии короче всего и погода самая холодная. Зима – суровое и голодное время. Христиане, как и старые язычники, чей обычай они присвоили, отмечали ее перелом: точку, где выжившие понимали, что полпути сквозь тьму пройдено и впереди свет.

– Значит, это праздник страдания?

– Праздник стойкости и жажды жизни. И еще дня, когда хуже уже некуда.

Я глубже засунула руки в карманы.

– Звучит подходяще.

– Вот и мне так показалось.

Балдахин крон шевельнулся от ветерка. Дрожащие листья отозвались шумом морского прибоя.

«Злая Собака» добавила:

– Вы, Внешние, всегда охотно принимали чужие традиции и чужих богов.

Я скривилась.

– Богов, честно говоря, не так уж часто. Мы скорее подбирали все лучшее из чужих культур и, как умели, приспосабливали к своей.

– Да-да, – махнула рукой «Собака». – Одним словом, я подумала, что в этом году нам неплохо бы соблюсти эту традицию.

– Потому что мы прошли полпути сквозь тьму?

Она посерьезнела.

– И еще потому, что неизвестно, выпадет ли другой случай.

Где-то далеко, за скрытым листьями горизонтом, прогремел гром. Свет внизу стал меркнуть, а ветви закачались под порывом ветра.

– Счастливого Рождества, коммодор.

Приближалась буря. Я повернула к посадочной площадке, Люси побежала за мной, а образ «Злой Собаки» по-прежнему колебался перед глазами, как призрак будущего.

– Счастливого Рождества, «Злая Собака».

Пыхтя, я вскарабкался на великанскую лестницу, только чтобы уткнуться в огромную металлическую дверь на две или три головы выше меня. Снизу слышалось эхо затихающих моторов флайера, и я догадывался, что через две-три минуты меня обнаружат. Они знали, куда я ушел. Если вывернут из-за поворота лестницы раньше, чем я пройду в эту дверь, – припрут к стене и застрелят.

Я в панике водил руками по косяку. Ни кнопок, ни рукояток; только маленькая коробочка, вделанная в стену рядом, и в ней четыре пластиковых диска на штырьке. Покрутив диски пальцами, я увидел на них точки. На каждом свое число, и расположены по-разному. На первом точки группировались в 2, 4, 6 и 8, на втором – в 2, 3, 6, 9, на третьем – в 5, 6, 8, 9, а на четвертом было 4, 6, 7 и 8.

– Черт!

Дверь запирал цифровой замок. Я торопливо выставил на каждом диске число 6, но ничего не изменилось. Нет, это было бы слишком просто.

Я стукнул себя кулаком по лбу:

– Думай, черт тебя побери!

Напрягая слух, не звучат ли за спиной шаги, я провернул первый диск на двойку. С чего-то надо же начинать, почему бы не с наименьшего числа? Старьевщикам попадалось немало таких загадок. Иногда их разгадывала Корделия, иной раз мы просто забирали запертый предмет и доставляли его покупателю невскрытым. На рынке неповрежденный объект стоил даже больше, чем захватанный нашими грязными пальцами.

Я провернул второй диск на тройку.

2 и 3.

Что-то в этой паре чисел щекотало мне мозги. Снизу донеслись резкие щелчки – там перезаряжали дробовик. У меня остались считаные мгновенья.

Два и три, два и три… что такого особенного в этих цифрах? Что-то такое мне говорила Корделия, когда мы пытались вскрыть запертый сундучок в сыром подвале Старого поля. Какая-то последовательность. Если бы вспомнить!

Я услышал кашель и шаги. Погоня поднималась по ступеням с заряженным оружием, с пальцами на спусковых крючках. Просто нажать.

Просто…

Ну конечно же!

Обмякнув от облегчения, я прокрутил оставшиеся диски на 5 и 7, завершив ряд: 2, 3, 5, 7 – начало последовательности простых чисел. В дверной раме щелкнуло, створка приоткрылась. Я шагнул в проем и захлопнул ее за собой в надежде, что замок, вернувшись к прежней позиции, даст мне выигрыш во времени. Кто бы ни были преследователи, оставалось верить, что умом они не отличаются – и что у них нет таких головастых сестренок, как у меня.

Еще одна винтовая лестница привела меня на мостик со стеклянными стенами, соединявший мое здание с намеченной Доберманом высоткой. Башня торчала передо мной, как узловатый палец дяди Калеба, загораживала звезды и тихий свет ближних тарелок. Она не была самой высокой в городе, зато явно выглядела самой прочной. Толстые закругленные стены вырастали из вещества тарелки так внушительно, словно должны были противостоять осаде. Под их основанием со всех сторон лежал блестящий материал тарелки. Кажется, кроме стеклянного моста, других путей в башню не было, а окна или проемы начинались только на высоте шестого или седьмого этажа. Всякого, наступающего по стеклянному мосту, обороняющиеся могли обстреливать сверху, да и сам мост, без сомнений, скрывал в себе сюрпризы, позволявшие отбить или остановить штурм.