— Вот и правильно! Вот и молодец! Я всегда знала, что ты умная женщина. Зачем на всякие глупости внимание обращать? — поддержала подругу Яна, но всё оказалось не так радужно.

— Ты меня не поняла, Яна. Я никогда не буду с ним вместе. Пусть он живет в своей любви к тебе, но ни нашу дружбу, ни дружбу с Виталием я терять не хочу, и не буду. Всё останется, как раньше. А сейчас мой друг в больнице, а я, как последняя свинья, его не навещаю, вот я и приеду. С тобой тоже встретиться хочу. Яна, мне позвонила только что твоя мама и сообщила, что у тебя что-то случилось. Ей не понравился твой голос. А то, что ты не бросилась убеждать меня вернуться к брошенному мужу, который был не в себе, когда признавался в любви к тебе, так это и меня наводит на грустные мысли. Я согласна с твоей мамой: с тобой что-то случилось.

— Ася… не могу сейчас, приедешь — поговорим. А, может, всё уже и разрешится, дай бог, — ответила Яна.

— Слушай, я могу чем-то помочь? Могу вылететь срочно.

— Нет, Ася. Ты мне не поможешь, до встречи.

Яна опять набрала номер Мартина, и снова эти ненавистные длинные гудки. Она подошла к столу Витольда Леонидовича и обессиленно опустилась на стул.

— Перекуси, выпей, сбрось нервное напряжение. От тебя идет волнами негатив, — сказал Витольд Леонидович, закусывая одесской колбасой и свежим чесноком.

— Как ты можешь есть? Впрочем, тебе Мартин никто, ты не переживаешь, — махнула рукой Яна.

— Я работаю головой, а для мозга необходимо питание. А то, что ты так нервничаешь, как это поможет делу? Только здоровье себе испортишь, нервы — это страшная вещь. Философски надо ко всему подходить. Мы все когда-нибудь перестанем спешить, когда жизнь закончится. А пока не закончилась, надо делать паузы. И ты зря считаешь, что мне всё равно. Я привязался к тебе, ты удивительный человек, Яна. Ты настолько прямая, честная и открытая, что сразу понимаешь, что тебе можно доверить ключи от машины, от квартиры, рассказать все свои секреты, взять тебя в разведку. Поэтому я принял твои проблемы близко к сердцу, ближе, чем это возможно, и начал тебе сопереживать. Ты не заслуживаешь этого кровавого парусника. И я чувствую, как тебе больно, и от этого мне тоже становится больно. Поэтому, ты поверь, я напрягу, как говорил месье Пуаро, все свои серые клеточки в мозгу. А коньяк… так это мне не мешает. Выпей, расслабься.

— Не могу, извини. Ничего в горло не лезет.

— Ты такая субтильная, пара лишних килограммов тебе не помешают.

— У меня такое строение, Витольд. Я всегда была худенькой, уж поверь мне. Но ты меня успокаиваешь, говори мне, говори…

— Не буду, пока не выпьешь и не пойдешь спать. Утро вечера мудренее.

Яна выпила три рюмки коньяка и начала рассказывать про Мартина, как просил Витольд, просто всё подряд, что приходило ей в голову. Она плакала, смеялась, язык ее заплетался всё больше и больше. Вскоре она совсем сомлела. Витольд Леонидович помог ей улечься на новый матрас. Он хотел уйти, но Яна схватила его за руку.

— Как я могу спокойно спать? Мартин так заботился обо мне, стоило только попросить, сразу купил матрас, а сам сейчас нуждается в помощи, а я тупо лежу на его матрасе. Лежать на нем, словно в его объятиях.

— Успокойся! Это нервы. Всё будет хорошо, я уверен, что твой Мартин жив, по крайней мере, пока.

Яна еще что-то лопотала, а потом погрузилась в тяжелый, липкий сон. Во сне она металась по какому-то дому, в котором одна комната была похожа на ее квартиру в Волжске, другая — на квартиру в Москве, коридор — как в квартире Мартина.

Ей было плохо, душно, темно и страшно. Она кружилась по жуткому знакомому и одновременно чужому помещению в поисках Мартина и наткнулась на женщину с большим беременным животом. Яна ее не знала.

— Вы не видели Мартина? — спросила женщину Яна.

— Нет, но его частичка всегда со мной, — ответила беременная и положила ладонь на свой живот.

Яна отшатнулась в испуге, обернулась и увидела, что за ее спиной тесно стоят женщины с грудными младенцами на руках. У них были суровые непроницаемые лица и распущенные волосы — рыжие, черные, седые, светлые… Невидимый ветер шевелил их, и от этого Яне стало еще страшнее.

— Где Мартин? — спрашивала Яна, глядя в их пустые, мёртвые глаза. И услышала ответ:

— Он здесь…

Яна заметила, что женщины постепенно, медленно и неотвратимо сдвигают свой круг вокруг нее, она всё ближе и ближе видела их белые водянистые глаза, непомерно длинные костлявые руки, в прорези кривых ртов мелькали оскаленные зубы.

— Мартин! — вскрикнула она в отчаянии.

Одна из женщин вдруг резко кинула ей ребенка. Яна непроизвольно кинулась за ним и поймала в сантиметре от пола. Она прижала малыша к себе, чувствуя, что сердце сейчас вырвется у нее из груди. Неожиданно женщины с застывшими лицами и звериными оскалами одна за другой стали кидать ей своих детей.

— Бери! Лови! Давай!

А Яна не могла их поймать, потому что для этого ей надо было оставить того, который у нее уже был на руках. И дети с глухим стуком падали возле ее ног. Яна посмотрела на младенца, которого она спасла, и с ужасом увидела, что это обычная детская кукла, резиновый пупс. Хотя могла поклясться, что до этого момента ребёночек шевелился и даже что-то лепетал.

Яна закричала от кошмара и проснулась. Сердце ее бешено стучало, руки тряслись.

В комнате царили полумрак и мёртвая тишина, нарушаемая водой, которая мерно со стуком падала из крана на металлическую раковину. На улице качающийся уличный фонарь пытался разогнать ночную тьму. Витольд Леонидович мирно похрапывал на полу, точнее, на матрасе в полиэтилене. В глазах Яны что-то запульсировало. Она даже не сразу поняла, что это мигает ее телефон.

— Кто это? — схватила она трубку, спросонья отвечая хриплым шепотом.

После небольшой паузы она услышала шипящий изменённый мужской голос:

— Если хочешь увидеть своего Мартина живым, то через два часа будь по адресу… Ты должна прийти одна. Смотри, не допусти ошибку, я не люблю шутить. Повторяю, ты должна быть одна, иначе…

Разговор прервался.

Несколько секунд ей понадобилось, чтобы понять, что она не спит и что ее реально вызывает маньяк. Первой мыслью было сообщить в полицию, но она тут же отогнала ее прочь. Одна так одна, у нее не было выбора, время неумолимо отсчитывало минуты.

Яна быстро надела платье, стянула волосы в хвост, взяла туфли на шпильках в руки и на цыпочках вышла мимо мирно похрапывающего патологоанатома в коридор.

— Прости… — вздохнула она. — Прощай, Витольд. Ты мне на самом деле помог.

Она взяла со стола ключи от его машины и аккуратно прикрыла за собой входную дверь.

Яна снова должна была оказаться в жутком месте, о котором она даже думать боялась. Если бы еще день назад Цветковой сказали, что она добровольно вернется на пляж, где ее смертельно напугали, откуда она бежала так стремительно, что даже не помнит, как оказалась на трассе, она бы просто покрутила пальцем у виска. Однако ей снова предстояло это пережить. Если первый раз попасть на пустынный пляж было неприятно, то теперь — до дрожи страшно.