— Опять ты пришла, милая, чего тебе нынче надобно?

— Земляники, — Марушка в ответ.

— Да ведь зима на дворе, а в снегу ягоды не растут, — удивился Большой Январь.

— Ох, знаю, — говорит печально Марушка. — Только сестра Олена с мачехой велели мне земляники насобирать. Коли не наберу, грозятся, что плохо мне будет. Очень прошу вас, дядюшки, скажите, где мне землянику искать?

Поднялся тогда Большой Январь, подошел к тому месяцу, что напротив сидел, подал ему дубинку и сказал:

— Братец Июнь, пересядь на мое место!

Месяц Июнь уселся на самый высокий камень и крутанул дубинкой над костром. Пламя вознеслось втрое выше, снег в минуту растаял, деревья покрылись листвой, пташки щебечут и поют, всюду цветы, наступило лето. Под кустами россыпи белых звездочек. Они прямо на глазах превращаются в землянику, наливаются алым соком, созревают.

— Быстренько собирай, Марушка, быстренько! — приказал ей Июнь.

Обрадовалась Марушка, полный фартучек насобирала. Поблагодарила добрых месяцев и поспешила к дому.

Подивилась Олена, подивилась мачеха. Отворили двери и запах земляники разошелся по всему дому.

— Где ты ее набрала? — злобно спросила Олена. А Марушка тихонько сказала:

— На высокой горе, ее там тьма-тьмущая!

Наелась Олена ягод досыта и мачеха наелась. Но Марушке даже отведать не предложили. А на третий день захотелось Олене румяных яблочек.

— Ступай, Маруша, в лес и принеси мне румяных яблок! — кричит.

— Ох, сестрица, дорогая, да ты что! Кто это слыхивал, чтобы зимой яблоки поспевали?

— Ах ты, негодница, ты у меня поговоришь! Коли я велю, собирайся да беги в лес! Не принесешь свежих яблок, берегись! — грозится Олена.

Вытолкала мачеха Марушку на мороз, захлопнула за ней двери и щеколду задвинула. С плачем поплелась бедняжка в лес. Снегу выше головы и нигде ни следа человека. Долго она плутала. Голод мучит, холод до костей пробирает. Погибать собралась. Вдруг видит огонек, двинулась она на свет, вышла к костру. Вокруг костра сидят словно прикованные двенадцать месяцев. А выше всех Большой Январь, седой да бородатый, с дубинкой в руке.

— Пустите меня обогреться, добрые люди! Совсем пропадаю от холода, — взмолилась Марушка.

Кивнул Большой Январь головой и спрашивает:

— Ты зачем опять пришла, девица?

— За румяными яблоками, — плачет Марушка.

— Не зреют на морозе красные яблоки, — удивился Большой Январь.

— Знаю, — печально говорит Марушка. — Да только Олена и матушка грозятся, коли яблок не принесу, расправиться со мной. Очень вас прошу, милые дядюшки, помогите мне и на этот раз.

Поднялся тогда со своего места Большой Январь, подошел к одному из месяцев, что постарше, дал ему в руки дубинку и говорит:

— Садись-ка, братец Октябрь, на мое место!

Сел Октябрь на главное место, крутанул дубинкой над костром. Взвилось пламя ввысь, снег исчез, листья на деревьях висят желтые, понемногу облетают. Осень. Нету цветов, да и не ищет их Марушка. Ищет яблоню. А вот и яблонька и высоко в ветвях висят румяные яблочки.

— Тряси, Марушка, быстренько! — велел ей Октябрь.

Тряхнула Марушка дерево, свалилось одно яблоко, другой раз тряхнула, второе яблочко свалилось.

— Бери, Марушка, да поторапливайся домой! — кричит Октябрь.

Послушалась Марушка, от души поблагодарила добрых месяцев и побежала к дому.

Удивлялась Олена, удивлялась мачеха, когда увидали девушку. Отворили дверь, а она им два яблока подает.

— Где ты их сорвала? — спрашивает Олена.

— Высоко на горе. Их там еще много, — сказала Марушка.

— Ах ты, такая-сякая, негодница, почему же всего два принесла? Видно, по дороге остальные съела? — накинулась на нее Олена.

— Нет, милая сестрица, не съела ни одного. Когда я в первый раз яблоньку тряхнула, свалилось одно яблочко, во второй раз тряхнула, второе свалилось. А больше мне не велели трясти. Велели домой бежать! — рассказывает Марушка.

— Чтоб тебя громом разразило! — бранится Олена и вот-вот Марушку бить кинется. Мачеха ей уже и палку подает. Но Марушка увернулась, кинулась в кухню да под печку забралась. Олена-жадина в одно яблоко вцепилась, второе мать забрала. Таких сладких яблок они в жизни не едали.

— Дай мне, мама, шубейку, я сама в лес пойду! Эта негодница опять по дороге все слопает. Я отыщу то местечко, будь оно хоть в пекле и нарву яблок! Мне сам черт не страшен!

Напрасно мать отговаривала. Надела Олена шубейку, на голову платок повязала и отправилась в лес. Мать на пороге руки ломает, за свою девчонку боится.

Добралась Олена до леса. Снега — выше головы. Ни следочка не видать. Плутала, плутала, но румяные яблочки манят ее все дальше, словно кто-то сзади подгоняет.

Вдруг видит вдали свет. Она туда, подходит к костру. Вокруг двенадцать человек, двенадцать месяцев сидят. Не поздоровавшись, не попросившись, протянула она руки к огню, стала греться, будто только для нее костер разожгли.

— Ты зачем явилась? Чего тебе здесь надобно? — недовольно спросил Большой Январь.

— А тебе какое дело, старый дурень! Куда хочу, туда и хожу! — отрезала Олена и в лес подалась, словно там ее уже зрелые яблоки ждут.

Нахмурился Большой Январь, крутанул дубинкой над костром. В ту же минуту небо помрачнело, костер угас, подул холодный ветер, началась метель, не видно ни зги. Чем дальше идет Олена, тем глубже в снегу вязнет. Ругает Марушу и весь белый свет. Промерзла до костей, ноги подломились и свалилась злая Олена, как подкошенная.

А мать Олену ждет, из окошка выглядывает, на крыльцо выскакивает. Время идет, а Олены все нету.

— От яблок оторваться не может, или еще что случилось? Пойду-ка поищу, — решила она.

Напялила шубейку, покрылась платком и побрела за дочерью.

А снег все гуще, ветер все холоднее, сугробы стенами встают. Бредет она по пояс в снегу, Олену кличет. Но вокруг ни души. Заблудилась мачеха, клянет весь белый свет с Оленой вместе. Промерзла до костей, ноги подломились и свалилась она на землю, как подкошенная.

А дома Марушка успела обед приготовить, накормить да подоить коровушку. Но Олены с мачехой все нет, как нет.

— Куда это они запропастились? — беспокоится Марушка. Уж вечереть стало. Села она за прялку. До самой ночи просидела. Веретенце давно полное, а от них ни слуху, ни духу.

«Наверное, с ними что-то стряслось, — переживает добрая девушка и с тоской поглядывает в окошка. А там ни души, только