— Что, так воняет?

— Я лично не нюхал, но Элмар как-то в сильном подпитии признался, что оставил на поле битвы съеденный накануне обед, а заодно, как ему кажется, и завтрак, и если бы Шанкар не додумался потихоньку в нарушение правил кастовать на него какое-то полезное заклинание, отключающее нюх, то не стоял бы в музее этот живописный экспонат, а где был бы сам наш герой, не берусь предполагать… Вообще, конечно, лучше бы Элмар сам тебе показал всю эту вредную живность, он их лучше знает. Заодно бы и рассказал, кого в какое место лучше всего мечом тыкать, и как от кого можно убежать, что было бы по крайней мере полезно. Вдруг тебе в жизни доведется выбраться из города и от кого-то убегать… Ну ладно, ладно, не буду тебя пугать, пошли дальше. Следующий зал посвящен всяким магическим прибамбасам, так что тебе будет интереснее. Заодно расскажу несколько общеизвестных легенд, не знать которые так же непростительно, как у вас не знать библию. Вот это, к примеру, главная реликвия нашего музея — подлинный посох легендарного волшебника Вельмира, который лет триста назад спас мир от злобного некроманта Скаррона. Вот этот шедевр на витриной как раз изображает битву Вельмира и Скаррона… в меру разумения художника, конечно, но поскольку автор картины, маэстро Хаггс, был соратником Вельмира и, следовательно, очевидцем событий, то это полотно считается наиболее достоверным.

— А они тоже были герои? — уточнила Ольга, рассматривая молодого мага, весьма симпатичного, однако не выдающегося ни размерами, ни геройским видом… в общем, не Элмар, прямо скажем. — Я имею в виду, профессиональные герои, как Элмар с товарищами?

— Ну да. Самые знаменитые герои в истории, в основном, конечно, из-за этого эпохального события. Причем ребята были совершенно неклассические. Воины у них были — эгинская принцесса Кассандра, вот это она на переднем плане валяется с копьем, она тогда погибла, и лондрийский гном, этот самый Хаггс, который помимо рисования еще прилично метал топоры. Он вон там, сзади, из-за колонны выглядывает. Честный парень, и дремучий реалист, судя по этому шедевру. Ни физиономию свою гномью не подретушировал, ни славы себе не прибавил, как в жизни спрятался за колонну и оттуда свои топоры метал, так и на картине изобразил… мистиком у них был эльф, что вообще ни в какие ворота не лезет. Эльфы и христианство вообще вещи несовместимые, но вот один раз за всю историю попался такой ненормальный эльф, который искренне следовал учению Христа и даже, говорят, был с ним лично знаком. Он вон там, справа, что-то кастует на толпу скелетов. Сам Вельмир был чистокровный человек, что вообще редкость для мага такого уровня… а вот их второй маг, красавица, которая руки заломила и ни хрена не делает для победы правого дела, потому как пребывает в мучительных раздумьях, чего делать. Скаррон ее брат, Вельмир любовник, надо что-то выбирать, а выбор затруднителен… Так вот, поговаривают, что в этой красавице течет кровь демонов, где-то на четверть, если я правильно помню. Сейчас она до сих пор при делах, старший придворный маг Лондры.

— Значит, она все-таки выбрала любовника?

— Не знаю, да и вряд ли кто-то знает точно, не нашлось пока дураков лезть в загадочную демонскую душу мэтрессы Морриган с подобными вопросами, но на мой взгляд, личные мотивы тут на втором плане. Все-таки, мир гибнет, какие тут братья-любовники?

— А остальные? — полюбопытствовала Ольга, всматриваясь в строгие умные глаза героя Вельмира. — Они потом куда делись?

— Эльф-христианин в той битве схлопотал какое-то хитрозлобное заклинание, которое потом никто не смог снять, и еще с неделю мучился, бедолага. Ему постоянно казалось, что он горит, и это было невыносимо, а покончить с собой он не мог, поскольку это противоречило его христианским убеждениям. В конце концов, когда выяснилось, что проклятие не снимается никаким образом и гореть ему так до конца жизни, он попросил своих друзей убить его, они кинули жребий и выпало Вельмиру. Он честно исполнил свой жребий, и после этого куда-то ушел в неизвестном направлении, пропал, и больше о нем никто не слышал. А гном, оставшись в одиночестве, осел в Лондре и спокойно дожил там свои дни, посвятив себя живописи. Вот такая печальная история. Пошли дальше.

Таких историй Ольга в тот день выслушала еще штук сорок, и к тому моменту, когда они выползли из музея, ей уже не хотелось ни новых знаний, ни платья, ни вообще ничего, кроме как есть, курить и спать. В своих низменных плотских желаниях она честно призналась Жаку, когда тот спросил, чего бы ей еще показать, и сострадательный королевский шут тут же потащил ее в ближайший трактир кормить обедом. Освоение двузубой вилки и пинцета заняло у Ольги некоторое время, но в целом инструмент был несложный и знакомый, все-таки не китайские палочки, и она быстро разделалась с ужасно вкусным куском жареного мяса, напоминавшим незабвенные куриные окорочка. После обеда Жак все-таки затащил ее в лавку готового платья, затем в обувную, в табачную и чуть ли не силком оттащил от витрины оружейной, посетовав на ее нездоровые интересы. Затем проводил домой, вручил на прощанье букварик и пару детских книжек для чтения, и, весело подмигнув, пообещал завтра повести в зоопарк, а затем к себе в гости, чтобы показать в наглядности подробности быта здешних жителей, в смысле, не сказочно богатых принцев, а нормальных горожан.

Ей не хочется с ним расставаться. С ним хорошо. Он какой-то свой и почти родной. Ночью ей снится его улыбка и его веселые глаза, в которых скачут насмешливые чертики. Днем они подолгу бродят по городу и он постоянно смешит ее своими рассказами, заставляя забыть о том, что она в ином мире, и даже о том, что новое платье не сделало ее намного лучше. С ним все легко и просто, и по нему невооруженным глазом видно, что для него равны и высокомерная красавица Эльвира, и беспардонная ученица художника Диана, и Ольга, как бы она там ни выглядела в этих платьях, и та бестолковка, которая из ревности чуть не набила Ольге морду у него в гостиной как раз в тот день, когда она пришла изучать «подробности быта» и которой Ольга без колебаний расквасила нос, чтоб не лезла… Правда, после этого подробности быта чуть не накрылись медным тазом, потому что Жак, увидев упомянутый расквашенный нос, побледнел и сполз по стеночке, и Ольга еще часа два отпаивала его чаем в ожидании, когда он придет в себя настолько, чтобы чем-то заниматься… В общем, не сказать, чтобы он был серьезно увлечен кем-то из своих подружек настолько, чтобы у нее совсем уж не было никаких шансов. Хотя как-то не хотелось бы всего лишь пополнить собой его «расписание»… Но на худой конец… Или все же не стоит? Или фиг с ним, почему бы нет? Ведь классный такой парень, и до чего на Ваську похож…

Дни летят, как минуты. Зоопарк, подробности быта, беседа за чаем, уроки чтения и хороших манер. Новенькая шкатулка и куча кристаллов, издающих несовместимые с местными музыкальными канонами звуки электрогитар. «Представляешь, Мафей приторчал от битлов! Кто бы мог подумать! А мэтр Истран горестно сокрушался, что молодежь легче всего поддается дурному влиянию…» Он хохочет, и его растрепанный чубчик тоже весело подпрыгивает. Он очень милый. И с ним легко. Снова прогулки по городу, расположение улиц, кварталы, лавки, рынок, площадь Приветствий, где расположена телепортационная станция, экзотическое местечко. «А площадь Справедливости пусть тебе покажет Элмар, или сама сходи, если тебе интересны всякие гадости. Я туда никогда не хожу, всегда обхожу за два квартала, и даже ради тебя не пойду. Там? Там публичные казни и всякие прочие тошнотворные проявления правосудия. Тебе интересно? Ну и хорошо, что нет…» Какой-то он совершенно далекий от родного средневековья, и чем больше Ольга с ним общается, тем больше ей кажется, что он все-таки самый что ни на есть переселенец, только почему-то не признается. Особенно после вечера третьего дня, когда ее вдруг одолела тоска и она чуть не разревелась, подумав, что сейчас делается дома, и каково родителям. Жак долго и задушевно ее утешал, пытаясь воззвать к позитивному мышлению, и при этом так подробно разложил по полочкам и растолковал все ее переживания, что было очень сложно поверить в его уверения, будто сам он этого никогда не переживал. А его вскользь оброненное замечание, что в ее мире сейчас уж двадцать третий век на носу, и нечего переживать о том, что было двести лет назад… Согласитесь господа, такие познания более чем подозрительны.