— Отец моей супруги был большой оригинал, — пожал плечами император. — Он почему-то считал, что чужие мелодии лишь мешают усвоить магические плетения.

— Именно так, — кивнула Мария Алексеевна. — У него вообще было свое мнение по любому поводу.

Я посмотрела на них с удивлением.

— Магия — это та же музыка, — пояснил мне Андрей Николаевич, — только сила вместо нот. И эту силу надо сплести в красивую мелодию — со своим ритмом.

— Поэтому вы учили меня вслушиваться в ритм волн, чтобы зачерпнуть энергию, — вспомнила я.

— Совершенно верно, — улыбнулся он. — Так что музыка для детей аристократов — это необходимость, а не прихоть.

— Спорный вопрос насчет музыки, — покачала головой Мария Алексеевна. — Мне мелодия всегда мешала.

— Мне помогала, — не согласился с ней Андрей.

— Наверное, кто к чему привык, — пожал плечами император. — У меня когда как. А у наследника?

— Как у вас, — рассмеялся Великий князь. — Но все же он больше привязан к ритму природы, чем к музыке.

И он легко поклонился в сторону императрицы, которая расцвела, счастливая донельзя.

— Так, как вы, к музыке, наверное, не привязан никто, — улыбнулся император. — Просто у вас талант. И если я, например, учился потому, что у меня другого выхода не было, — то вам это нравилось.

— Не без этого… — согласился Андрей.

После ужина мы перешли в гостиную.

— И с кем из этой братии вы прикажете общаться? — ворчливо проговорил Андрей, резко меняя тему беседы.

Мы втроем посмотрели на него с недоумением.

— Я имею в виду журналистов, — пояснил он. — Вы же переманили Ирину Алексеевну на свою сторону, как я понял. Только я по-прежнему считаю, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

— Почему? — искренне удивилась императрица.

— Я их терпеть не могу. Они мне платят тем же самым… Вот, например, вчера… Один уважаемый, — Андрей скривился, — журналист изволил водочку кушать в компании с друзьями. Было поздно — они покинули ресторацию и отправились продолжать. Выпивку купили по дороге домой и моченый арбуз. Уселись в пролетку, тронулись. И обнаружили, что арбуз потек. Вы знаете, что они сделали дальше?

— Выкинули его? — предположила императрица.

— Отнюдь. Они решили подшутить над полицейским. Остановили пролетку около городового и сунули ему в руки пакет с криком: «Бомба! Держи, голубчик, главное, не выпускай!»

— Журналист и его компания живые? — небрежно поинтересовался император.

— Живые, — недовольно поморщился его брат, — что им будет… Месяц исправительных работ в столице. Думаю, полицейские будут следить за тем, чтобы работы эти были самые неприятные.

— И что тебя возмущает в этой истории? — спросил император.

— Кроме того, что я подобный «юмор» ненавижу?

Мы кивнули.

— То, что Гильдия Журналистов выступила с протестом, обвинив меня в произволе и травле свободной прессы. Ну, и в тирании заодно. По их мнению, полицейские просто не поняли юмора.

Император скривился.

— Завтра и вас порадуют, — продолжал докладывать родственник. — И петицией от уважаемых деятелей культуры, и открытым письмом с просьбой повлиять на меня.

— Я свяжусь с ними, — злобно блеснули глаза у императора, — и постараюсь объяснить, насколько я не понимаю юмора, связанного с бомбами. И как тошно будет начальству этих журналистов, если они не уймутся.

— Твоя поддержка — это, конечно, замечательно… Однако вчерашняя история возвращает нас к первому вопросу, который я задал. С кем из журналистской братии можно нормально общаться. В моем случае? И к кому из них можно будет вывести Ирину?

— Я не такая уж и беззащитная, — рассердилась я. — К тому же один из журналистов подходил ко мне сегодня. И ничего…

— Как это — подходил? — взревели одновременно и император, и мой супруг. — Где была охрана?!

Посмотрела на императрицу с сочувствием — как она их терпит. И продолжила:

— Я намерена пообщаться с этим журналистом. Сама. В любом случае, хуже того, что уже написали, у него вряд ли получится…

— Нет, — отрицательно покачал головой Андрей. — Я запрещаю. Это может быть опасно.

Раздался странный звук — такой сдавленный смешок, похожий на похрюкивание. Я удивленно огляделась — наверное, мне показалось… Неужели император и императрица могут издавать такие неприличные звуки. Да еще и хором.

В любом случае выказывать недовольство мужу прилюдно было неуместно, поэтому я сменила тему разговора:

— Ваше величество, — обратилась я к императрице.

— Мария Алексеевна, — поправила она меня.

— Мария Алексеевна, — кивнула я, — мне бы хотелось выразить благодарность за то платье, которое вы прислали мне для представления ко двору.

— Я сделала… что? — удивилась супруга императора.

— Платье… — растерялась я.

— Так… — протянула Мария Алексеевна, и в ее голосе мне послышались отголоски тщательно скрываемого бешенства. — Пойдемте посмотрим, что за платье.

Она поднялась, я последовала за ней.

Мужчины были уже на ногах. Короткие поклоны от них — и мы удалились.

— Все-таки это странно, — пожаловалась я.

— Что именно? — императрица шла за мной.

— Вся эта история. С моим замужеством. К тому же я многого не понимаю — и меня это угнетает.

— Ваша история с замужеством… — как-то устало и по-доброму улыбнулась императрица. — Это не странно. Это волшебно. И волшебница — вы. Я и не думала, что Андрей Николаевич может быть таким…

— Счастливым?

— Просто человеком…

— Простите, я не понимаю.

— Это вы простите. Не надо меня понимать. Просто знайте, я хочу быть вам другом. Если вы, конечно, позволите.

— Конечно… — кивнула я. — А, кстати, что не так с платьем?

— Все. Все не так. Начиная с того, что я ничего не посылала. И потом, это попросту неприлично — вы же не бедная родственница, чтобы кто-то решал за вас, что надеть на представление ко двору или любое другое мероприятие.

— Тогда у меня ничего не готово… Мне и некогда, и я в этом ничего не понимаю.

— Ничего. Разберемся. Показывайте, — и в голосе императрицы четко прозвучали рычащие нотки интонаций императора.

Посмотрев на платье, Мария Алексеевна помрачнела еще больше.

— Пойдемте, — скомандовала она. — Поговорим с вашим супругом.

— Не понимаю, — потерла я виски.

— Это мое платье. С прошлого бала, — стала объяснять мне императрица.