«Не знаете ли, почему папа помещал на обложках книг эту эмблему — черного мотылька?»

Постль понятия не имел, откуда взялся этот мотылек. Джеральд Кэндлесс достался ему по наследству лишь в 1981 году, когда Фредди Киприан вышел на пенсию. Девчонка просто решила забросить мемуары об отце. Он-то, дурак, надеялся получить первый вариант книги к Рождеству, издать ее одновременно с массовым вторым тиражом «Меньше значит больше». Сколько людей отдали бы десять лет жизни, только бы опубликовать свою книгу! А она… Постль положил письмо поверх стопки бумаг и пошел вниз попрощаться с Урсулой: ее поезд уходил с вокзала Паддингтон в три тридцать.

С рекламой книг Урсула никогда не имела дела, даже не бывала в этом здании, куда издательство переехало с Фицровии тринадцать лет назад. Тогда Джеральд сменил агента, но с ним Урсула встретилась лишь однажды, на публичном обеде. Предшественник Элен Киркман (с тех пор их сменилось двое или трое) предупредил Джеральда: если он не начнет появляться в сопровождении жены, желтая пресса заподозрит, что с его браком неладно.

И еще как неладно! Они достигли нижней точки — и на ней продержались до самого конца. Урсула пришла на ужин, но ее даже не посадили за один стол с мужем. Она сходила на еще один прием, к американскому послу, светский и шикарный. Предотвратив тем самым возможные сплетни, Джеральд успокоился и не повез супругу с собой ни в турне по Америке, ни на фестиваль искусств в Австралии. Вышел новый роман, Джеральд разъезжал по стране, в основном по крупным центрам, выступал перед публикой, читал отрывки из книги, раздавал автографы, но и тут вполне обходился без жены.

Как-то раз, вскоре после переезда в Ланди-Вью-Хаус, Джеральду выпала поездка по Девону, и Урсула отправилась с ним. В те времена рекламная кампания не считалась столь необходимым делом, тем более для художественной литературы, и все мероприятия проходили намного спокойнее. После выступления книготорговцы угощали их шампанским и платили за ужин, хотя Джеральду удалось продать в Плимуте всего двадцать экземпляров расхваленного критиками «Вестника богов» и в Эксетере — семнадцать. Потом уже Урсула пришла к выводу, что поездка была формой компенсации за то, что муж перестал спать с ней. В ту пору он еще старался по-честному расплатиться с ней — в основном деньгами.

Она могла позволить себе практически любые траты на обустройство Ланди-Вью-Хауса, нанять помощников для работы в саду и в доме. Она приглашала погостить родителей, сестру и Пэм, которая была ее подружкой на свадьбе, а теперь и сама обзавелась мужем и детьми. На школьные каникулы приезжала Полин. Вслед за Фредериком Киприаном явился Роджер Паллинтер, потом Артуры, Битти Парис, Мэгги. По словам Джеральда, все это делалось для Урсулы, чтобы она не скучала. Потребовалось проницательность ее сестры Хелен, чтобы обнаружить скрытую патологию:

— Обычно, когда люди женятся, общими друзьями становятся друзья жены, а не мужа. У вас с Джеральдом все наоборот.

В ту пору ей еще не стало безразлично чужое мнение, не хотелось, чтобы Хелен, или Паллинтеры, или Артуры обнаружили раздельные спальни супругов. Вот почему она так дорожила гостевой комнатой на первом этаже. Летом — их первым летом в этом доме — приехали Колин и Сэлли Райтсоны.

Когда Урсула вышла замуж за Джеральда, она была благодарна Райтсонам, столь чудесно повлиявшим на ее жизнь. Хотя Колин ей не очень нравился, Урсула считала его кем-то вроде ангела-хранителя: не поскользнись он тогда и не сломай себе ногу, она бы не познакомилась с Джеральдом. Теперь, спустя восемь лет, ей представлялось, что Колин причинил ей зло. Всякий раз при виде Райтсонов она поневоле вспоминала тот день, когда Сара позвонила Бетти Вик и сообщила о приключившемся несчастье, вспоминала, как тревожилась при мысли, что Колина заменит незнакомый ей Джеральд Кэндлесс.

Колин Райтсон прославился любовными похождениями — больше, чем своими историческими романами, говорили злопыхатели.

— Почему же Сэлли его не бросит? — вслух удивлялась Урсула.

— Хлеб с маслом, — ответил Джеральд.

— Ты хочешь сказать, она живет с ним из-за денег?

— Большинство браков держатся на экономических связях. Иными словами, женщины не могут сами содержать себя. Скоро все изменится, но это будущее пока не настало.

Он говорил с ней — если снисходил, конечно — не как с партнером по браку, а как со случайным знакомым из паба. Урсула не призналась мужу, что Колин Райтсон приударял и за ней. Ей это не показалось ни приятным, ни забавным, ни угрожающим, ни оскорбительным. Колин ей не нравился. Он был старше Джеральда, почти возраста ее отца, лицо багровое, толстый, подслеповатый, неуклюжий, одежда провоняла табаком.

Райтсоны приехали в субботу после обеда. Сэлли, Колин и Джеральд отправились на прогулку с детьми, бросив Урсулу дома. Почему она осталась? Мигрень, наверное. В ту пору начались ее мигрени, однако боль либо прошла почти мгновенно, либо ее вовсе не было, ведь, когда Колин внезапно вернулся, она чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы исполнить его желания.

Срочно понадобилось позвонить в Лондон, сказал Колин. Вернее, так он сказал Сэлли и Джеральду, Урсуле же вещал совсем другое — нагородил чепухи, которую неловко было слушать: она, мол, не выходит у него из головы, он же не каменный, и приехал в Ланди-Вью-Хаус только по этой причине. Он сидел на диване рядом с Урсулой, затем они отправились в гостевую комнату.

Это было ужасно, это было дивно, это было то, чего она так долго ждала, — как выяснилось, все равно с кем. Если не смотреть в лоснящееся от пота багровое лицо с трясущимися, словно желе, щеками.

— Тише, тише, — уговаривал он.

Но она не могла сдерживаться, столько времени прошло.

— Тише, девочка! — пыхтел он. — Полегче, а? Я же так не продержусь… Бога ради…

Ему, наверное, больше нравились пассивные, улыбчивые тетки. Во всяком случае, больше он не приходил. А если бы пришел, исступленно твердила себе Урсула, она бы его прикончила — прихватила бы с собой разделочный нож и всадила бы в толстое брюхо.

Иногда ее подмывало рассказать Джеральду. Посмотреть, как он отреагирует. Но вместо этого она спросила, что сделала не так. Много лет она потом с яростью вспоминала свой робкий вопрос: не «что с тобой», не «почему ты меня больше не хочешь», а «в чем я провинилась». Когда началась эмансипация, Урсула стала читать о правах женщин и в какой-то мере прониклась новыми идеями. Она поняла, что так ее воспитали. И мать, и сестра Хелен — все были уверены: когда в браке что-то не ладится, виновата жена.

— Ничего, — сказал он.

Вот и весь ответ: ничего.

— Мы не ведем нормальной супружеской жизни, — продолжала она, не в силах выговорить «не занимаемся любовью». — Живем в разных комнатах. Почему? Вот я и спрашиваю, что я сделала не так. Чем не угодила?

Тогда он ответил. И она пожалела, что задала этот вопрос.

— Просто ты не тот человек. Не надо обижаться: нужной мне женщины нет и быть не может.