Когда я открываю глаза, за окном уже утро. Тут же вспоминаю события вчерашнего вечера. Поворачиваю голову к Мэттью, гадая, пытался ли он разбудить меня и извиниться за резкость, когда пришел спать, но его уже нет. Смотрю на часы: половина девятого. Поднос с завтраком на месте – значит, Мэттью ушел на работу.

Сажусь в постели в надежде увидеть записку, прислоненную к стакану с соком. Но на подносе, кроме сока, лишь пиала с хлопьями, молочник и две таблетки. Желудок сжимается в тревожном предчувствии. Пусть он тысячу раз повторял, что не оставит меня, что мы всегда будем вместе, однако его новая жесткая манера говорить со мной совершенно выбила меня из колеи. Я могу понять – ему, наверное, не по себе оттого, что его жена постоянно твердит о преследующем ее убийце. Но почему же он не попытался выяснить, чем вызваны мои страхи, прежде чем отмахиваться от меня? Если подумать, он ведь ни разу не попросил меня объяснить, почему я думаю, что за мной охотится убийца. Если бы он это сделал, я бы, может, и призналась, что видела машину Джейн в ту ночь.

Я вдруг чувствую себя невероятно одинокой, и из глаз начинают литься слезы. Мне отчаянно хочется заглушить эту боль, и я тянусь за таблетками и за соком – но никак не могу перестать плакать, даже когда меня начинает клонить в сон. Все, что я ощущаю, – это жуткая безысходность и страх перед будущим. Если у меня и правда ранняя деменция и Мэттью уйдет, то я проведу долгие годы в хосписе, где разве что пара друзей будет навещать меня из чувства долга (которое испарится, когда я перестану их узнавать). Я уже не плачу, а взахлеб рыдаю над своей судьбой; очнувшись через какое-то время от жуткого завывания, я чувствую, что голова у меня разрывается – будто душевная боль трансформировалась в физическую. Пытаюсь открыть глаза, но не могу. Все тело горит. Подношу руку к голове – она мокрая от пота.

Я понимаю, что случилось что-то ужасное. Пытаюсь встать с постели, но ноги подкашиваются, и я валюсь на пол. Я ощущаю, что меня снова клонит в сон, однако интуитивно понимаю: поддаваться нельзя. Изо всех сил пытаюсь пошевелиться. Бесполезно. Единственное, что приходит в мою затуманенную голову, – у меня что-то вроде инсульта. Инстинкт самосохранения подсказывает: нужно немедленно вызвать помощь. С трудом поднимаюсь на четвереньки, доползаю до лестницы и практически скатываюсь вниз по ступенькам в холл. Едва не потеряв сознание от боли и прилагая нечеловеческие усилия, подтягиваюсь к столику с телефоном. Мне хочется набрать номер Мэттью, но я знаю, что сначала нужно позвонить в службу спасения. Набираю 999, и, когда отвечает женщина, говорю, что мне нужна помощь. Губы почти не слушаются, и я боюсь, что она не сможет понять меня. Женщина спрашивает мое имя, и я отвечаю, что меня зовут Кэсс. Затем она спрашивает, откуда я звоню; я хочу назвать адрес и чувствую, что у меня вот-вот получится, но трубка вываливается у меня из рук и падает на пол.

* * *

– Кэсс? Кэсс, вы меня слышите?

Голос такой тихий, что его почти не слышно. Однако он раздается снова и снова, и в конце концов я открываю глаза.

– Есть! – говорит кто-то. – Она приходит в себя.

– Кэсс, меня зовут Пэт. Я хочу, чтобы вы оставались со мной, хорошо? – Где-то надо мной появляется лицо. – Через минуту уже будем в больнице. Скажите, вы это приняли? – У нее в руках упаковка таблеток, которые мне выписал доктор Дикин, и я, узнав их, пытаюсь кивнуть.

Я чувствую на себе чьи-то руки; они поднимают меня и несут в машину. Лицо овевает прохладный ветерок.

– Мэттью? – слабым голосом спрашиваю я.

– Вы увидитесь с ним в больнице, – отвечает женский голос. – Можете сказать, сколько таблеток вы приняли, Кэсс?

Я собираюсь спросить, что она имеет в виду, но тут к горлу подступает рвота и меня начинает выворачивать наизнанку. Когда мы приезжаем в больницу, у меня уже не остается сил. Не могу даже улыбнуться Мэттью, который стоит надо мной с побелевшим от ужаса лицом.

– Сможете увидеть ее позже, – коротко бросает медсестра.

– Но она поправится? – в смятении спрашивает он, и я чувствую, что за него волнуюсь больше, чем за себя.

У меня берут какие-то анализы, потом врач начинает задавать вопросы. И тут я наконец понимаю: она думает, будто у меня передозировка.

– Передозировка? – потрясенно переспрашиваю я.

– Да.

– Нет, что вы, я бы на это никогда не пошла!

Врач бросает на меня такой взгляд, что становится ясно: она мне не верит. Недоумевая, спрашиваю, можно ли мне увидеть Мэттью.

– Слава богу, все обошлось! – восклицает он, беря меня за руку, и с тревогой заглядывает мне в лицо: – Это из-за меня, Кэсс? Из-за того, что я сказал? Если да, то я очень, очень сожалею; будь у меня хоть малейшее подозрение, что ты можешь такое с собой сделать, я бы ни за что так резко не выразился!

– Ничего я не делала! – со слезами отвечаю я. – Почему все твердят, что у меня передозировка, словно сговорились?

– Но ты так сказала спасателям!

– Нет, не говорила! – Я пытаюсь сесть. – Зачем мне так говорить, если это неправда?

– Постарайтесь успокоиться, миссис Андерсон, – произносит врач, строго на меня глядя. – Вы пока еще в тяжелом состоянии. К счастью, желудок промывать не пришлось, потому что бóльшая часть таблеток вышла, пока вас рвало в машине. Но в ближайшие сутки за вами придется понаблюдать.

Я вцепляюсь в руку Мэттью.

– Она меня не так поняла! Там, в «скорой»! Она показала мне таблетки, которые выписал доктор Дикин, и спросила, их ли я приняла. И я сказала, что да, потому что я их принимаю. Но я не говорила, что приняла слишком много!

– Анализы показали, что вы приняли чрезмерную дозу, – отвечает врач.

Я беспомощно гляжу на Мэттью:

– Я выпила только две, которые ты принес мне с завтраком. И все, клянусь! Я даже вниз не спускалась!

– Вот упаковки, которые медики нашли в доме, – произносит врач, передавая Мэттью пластиковый пакет. – Вы не знаете, может, здесь не хватает? Мы думаем, она приняла не так много, примерно дюжину.

Мэттью открывает одну из двух коробочек.

– Эту она только два дня назад начала. Восьми таблеток нет; все верно, потому что она принимает по четыре в день, две утром и две вечером, – отвечает он, демонстрируя врачу коробочку. – А в этой… – продолжает он, проверяя содержимое второй коробочки, – в этой все на месте, как и должно быть. Так что я не представляю, где она могла их взять.

– А могла ли ваша супруга как-то постепенно накопить эти таблетки?

Обидевшись, что меня исключили из разговора, я хочу напомнить им, что я все еще здесь, но вдруг вспоминаю про горстку таблеток в тумбочке.

– Нет, я бы заметил, что они слишком быстро исчезают, – отвечает Мэттью. – Дело в том, что обычно я сам приношу их ей утром, перед уходом на работу. Так я могу быть уверен, что она не забудет их принять. – Тут он делает паузу. – Я не знаю, в курсе ли вы… Я медсестре говорил уже, что у моей жены, возможно, ранняя деменция.