— Наузад, несчастье мое, он только попытался проверить билет, — сказал я псу с облегчением оттого, что кондуктор не наделал из-за него шуму.

Поездка в такси от вокзала до Палаты лордов прошла без приключений, водитель вел светскую болтовню с таким видом, будто транспортировка в Палату безухого афганского ужаса является для него рядовым событием. Наузад благополучно сидел меж моих ног, вытянув шею, плотно прижав уши и разглядывая виды столицы, проплывавшие мимо. Когда мы прошли через систему охраны, я начал догадываться, что даже если Лиза прибудет сюда в течении получаса, какое-то время у нее уйдет на то, чтобы пройти через массу оборудованных в Палате лордов контрольных пунктов и сканнеров.

На первом же контрольном посту мы прошли под аркой сканнера. И опять Наузад удостоился парочки забавных взглядов, как бы вопрошающих: «Что этот чумазый пес делает в таком шикарном месте?»

Но все же охрана расслабилась и даже выдала Наузаду собственный пропуск. Такое, насколько я понимаю, тоже происходит здесь не слишком часто.

Когда мы оказались внутри Палаты, с Наузадом обращались, скажем так, как с пэром[5] королевства. Один из охранников потрепал его по холке, затем заявил: «Я держу дома бойцовского пса»; после краткого экскурса выяснилось, что это был пес, которого, подобно Наузаду, спасли от участия в жестоких собачьих боях в Соединенном Королевстве.

Прогулявшись по мощеному двору, мы подошли ко входу в здание, где проходила церемония, и вошли в приемный зал. Отделанная панелями комната, чьи стены украшали портреты выдающихся членов Палаты лордов, быстро заполнялась людьми.

Здесь царило настоящее смешение разных людей: от знаменитостей, которых я не мог распознать (с другой стороны, я не из тех, кто особо часто смотрит телевизор: для этого, в первую очередь, неплохо бы иметь время) до политиков, филантропов и прочих лауреатов.

Появился одетый в униформу официант с подносом, на котором стояли бокалы только что налитого вина, и я с облегчением взял один бокал себе. Должны же быть в жизни приятные моменты. Но стакан вина в моей руке — мелочь по сравнению с тем обращением, которого удостоился Наузад. Он естественным образом оказался в центре внимания как единственное животное в помещении, полном любителей животных и активных участников церемонии, посвященной животным. Выглядело так, будто все, кто входил в приемную, желали его поприветствовать.

Опасаясь, что он не воспримет это слишком благожелательно, я запасся складной переноской, той, что мы использовали в «Хилтоне» во время «Крафтса», так что теперь он находился внутри и радостно грыз одну из многочисленных жевалок, которые организаторы предусмотрительно заготовили.

— Вот эти ему понравятся? — спросила меня девушка из обслуживающего персонала.

— Он будет просто счастлив, — улыбнулся я, зная, что такие вещи редко происходят с ним дома. Мы пуще глаза следили за весом Наузада, потому что, если он слишком растолстеет, его тело утратит способность к длинным прогулкам, необходимым для того, чтобы согнать набранный излишек целиком. Он уже стал часто ковылять и замедляться, если мы с ним прогуливались слишком долго. Как и в моем случае, его тело давало ему знать, что годы его становления закончились.

Некоторые из гостей церемонии были настойчивее прочих в попытках приветствовать Наузада, так что я периодически отмыкал верх переноски, чтобы он мог высунуть голову и поздороваться с обожающей публикой.

Большая ее часть состояла из благоразумных, которые приближались к нему с опаской. К несчастью, одна леди, похоже, оставила свой здравый смысл вместе с пальто в гардеробе; и когда она внезапно протянула руку к макушке Наузада, его реакция оказалась немедленной и предсказуемой. Он выдал ей свой лучший дьявольский рык.

Если честно, до нее самой дошло, что она сделала, и она отступила, не поднимая шума. «Все нормально, — сказала она в ответ на мои извинения. — Я тоже была бы подозрительной на его месте».

Когда я допил бокал вполне приличного красного вина, поступило объявление, что все должны собраться в смотровой зале с видом на Темзу, где будет происходить церемония награждения.

Премий удостоились самые различные люди — от парня, который сорок лет заведовал приютом для животных в Эссексе, до пары, помогавшей заботиться о тюленях на северном побережье Шотландии. Церемонию вели глава фонда защиты животных, хозяйка приема, баронесса Гейл и кутюрье Элизабет Эмануэль.

— Мы в хорошей компании, Науз, так что тебе лучше вести себя хорошо, — шепнул я ему, выводя его из переноски и готовясь к нашему моменту славы.

Объявление наших имен сопровождалось вспышками нескольких камер и волной громких аплодисментов. Я решил не произносить длинных речей. Баронесса Гейл и Элизабет Эмануэль справятся гораздо лучше меня с тем, чтобы поведать историю Наузада и разъяснить цели нашего фонда. Кроме того, мне не хотелось, чтобы Наузад стоял тут, как идиот, перед таким большим количеством народа. Мне также хотелось увести его отсюда как можно быстрее и без происшествий.

Занятый такими стремлениями, я принял очень шикарную стеклянную призовую статуэтку, мило улыбнулся фотографу, а затем выскользнул из фокуса всеобщего внимания и стал дожидаться конца представлений. Однако наши официальные обязанности в то обеденное время на этом не закончились. Нас попросили позировать для фотографов на Речной Террасе вместе с организаторами и ведущим; Лондонский Глаз позади нас образовывал потрясающий фон.

Когда мы расположились под свинцовым октябрьским небом на террасе, ко мне подошел один из лауреатов. Как всегда, Наузад заинтересовал его больше, чем я, и он присел, чтобы сказать ему «привет!».

Предчувствуя новый рык, я снова натянул поводок. Но, к моему удивлению, Наузад, похоже, узнал его.

— Кажется, я помню этого парня, — сказал мужчина.

Некоторое мгновение я не понимал, о чем он говорит. Затем он представился.

— Простите, вы, наверное, меня не помните. Я Джордж. Я работал ветеринаром в карантине, когда Наузад прибыл из Афганистана.

Точно; я узнал его. Он работал ветеринаром-добровольцем в карантинном центре, и у нас однажды состоялась краткая беседа.

Он тоже приехал сюда, чтобы забрать свою премию, которой он удостоился как «волонтер года» за его работу в клинике одном из беднейших южноафриканских поселков около Кейптауна. Теперь он вернулся в Соединенное Королевство и работал ветеринаром для маленьких животных.

Джордж сильно изменился, но не так сильно, как Наузад.

— Когда мы встретились, он был не такой мясистый, как сейчас, — сказал мне Джордж. — А еще он стал толстым в таких местах, о существовании которых я вообще не догадывался. — Он посмотрел на Наузада, — тот увлеченно грыз новую, огромную жевалку, принесенную одной из девушек персонала.