Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сейчас часов девять. Хочешь дежурить до 12, а потом я до четырех?
– Давай! – согласился он. Я дал ему газеты, сказав, чтобы раздать старшинам классов и еще свою книгу почитать, а сам пошел в казарму. Придя, стал убираться. Вдруг заходит лейтенант и говорит:
– Первая рота, необмундированные! И все другие, кроме обмундированных, выходите в коридор строиться! – Все забирают вещи и уходят.
Я уже хотел занять лучшую койку, как опять лейтенант кричит:
– Все! Выходи в коридор! Строиться по классам. – Я наскоро собрал вещи и вышел. Запихал все в вещмешок. Хотел и одеяло положить туда, но было слишком громоздко, и я от этого отказался. Вышли и построились. Я немного задержался и спрашивал:
– Где четвертый класс?
– Дальше, – отвечали, наконец, я нашел. Пристроился. Сзади стояли кронштадтцы, тоже курсанты. Они были с матрацами, чемоданами и вещмешками. Я сел на вещмешок и стал ждать. Наконец, позвали первый класс, потом второй и третий.
– Четвертый класс! По одному заходи в помещение, – говорит старшина.
Я думал, что коек будет много, и стоял почти последним. Зайдя, я не лег на койки, которые были против двери – не хотел, думал, ночью будет дуть. Прошел дальше и увидел, что все койки там были заняты. Пришлось идти дальше обратно. Вот передо мной курсант занял последнюю хорошую койку. Остались похуже. Одну я занял. Связал веревкой, и получилось хорошо. Матрас уже был на койке. Я получил две наволочки, две простыни, одеяло и стал застилаться. Дневалить мне было не нужно, так как в том кубрике были курсанты из Кронштадта и они сами выделяли дневального.
Постлал простыню, потом сменил наволочку у подушки, а старую наволочку и старое одеяло сдал. Постлал вторую простыню. На нее одеяло. Как хорошо получилось. Разделся. Остался только в кальсонах и тельняшке. Наконец-то за три месяца я первый раз буду спать нормально. И так стало хорошо. Сейчас заберусь под одеяло.
27 ноября.
Проснулся рано утром. Поспал очень хорошо. Вечером накинул на одеяло еще шинель. Закутался с головой. Согрелся и скоро заснул. Все тело охватила приятная истома, и скоро заснул как граф. Проснулся, выглянул из-под одеяла. Холодно. И быстро опять с головой накрылся. Но подумал, что надо писать дневники, быстро встал. Вечером писать плохо, потому что полно народу и могут помешать. А сейчас никто не мешает. Все еще спят. В комнате около сотни кроватей. Две печки. Но дверь не закрывается, и [помещение] быстро выхолаживается. Спит здесь первая рота четвертого класса. Остальных не знаю, куда перевели. Еще вчера спали вповалку по два человека на койке.
Сейчас пишу, но думаю о доме. Как-то живут там братья, мама, что слышно от папы. Сердце сжимается, как вспомнишь, как им сейчас трудно. Домой, наверное, еще долго не отпустят. Вчера отправил письмо. Скоро получу ответ. А может быть, в их дом попала бомба или снаряд. Вот чего я боюсь. А будущее тоже меня пугает. Я слишком молод. Не лучше ли уйти? Но нет. Этого делать нельзя. Вот если бы не война, тогда все было бы по-другому. Я окончил бы десятилетку и пошел куда-нибудь в военное училище или куда захочу. Может быть, уже сейчас бы работал. Это тоже военное училище. Но условия таковы, что очень трудно учиться. А между тем я очень хочу во флот, хочу окончить это училище. Первые шаги сделаны. Раньше я сюда, может быть, и не попал бы, а теперь попал очень просто. Зато уж раньше выпускали хороших политруков. Сейчас программа сжатая, и мы получаем меньше знаний, а значит, и работать будет труднее. Сейчас все спят. Только трое одеты, в том числе и я.
28 ноября.
Сегодня отправил второе письмо домой, где написал точный адрес. Еще с самого первого дня лейтенант Пискунов говорил, что мы попали в трудную обстановку. Что холодно и ничего не готово. Придется пройти суровую жизненную школу. Между прочим, это даже полезно, потому что, попав потом в трудную обстановку, будем лучше понимать настроение людей. Но это явление временное. Приходится мириться. Также полковой комиссар говорил, что у нас создались трудные обстоятельства. Что многие разочаровались. Думали, что придут на все готовое, в тепло и т. д. Но это временно, не намеренно. И это потому, что училище переводится из Кронштадта и ничего не готово. Придется все делать самим. Оборудовать классы, натаскать и расставить койки, заклеить окна. И с питанием стало хуже. Пришлось снизить паек, так как Ленинград в кольце блокады и подвоза продуктов нет. Со всеми трудностями мы постараемся справиться. Уже почти оборудовали все. Обмундировались, спим уже на койках и в тепле, классы оборудованы, окна заклеены. Надо еще наладить паровое отопление. Но надо приготовить и разные кабинеты, пособия. Но мы очень ощущаем блокаду не только из-за пищи, из-за таких трудностей и еще по-другому.
Вот сегодня, как и часто, когда строились к обеду, началась тревога. Наш дом потряс сильный взрыв. Когда на улице у ворот столовой ждали своей очереди, то над головой рвались зенитные снаряды, вдалеке падали бомбы.
Или на информации в 6 часов. Все было тихо – и вдруг раздался невиданной силы взрыв. Задрожал дом, и потом закачались стены, пол и мы тоже. На потолке закачалась лампочка, как кто толкнул.
Или идем в казарму – и рвутся снаряды. Это немцы обстреливали район. Но это уже превратилось в обыкновенное явление.
Да, мы действительно пройдем суровую жизненную школу, рано созреем. От прошлой беспечности не остается и следа. Я чувствую, как у меня меняются взгляды и настроения. Я уже с другой точки зрения смотрю на вещи.
Сегодня мы работали, таскали койки. Нас перевели в другой кубрик. Разместили по классам, и в первую комнату вместилось три класса, около сотни человек. Наш класс тридцать человек и три командира, находимся вместе, и в комнате только один класс. Теперь в этом здании все наша 1-я рота, и все размещены по койкам. Вторая рота в другом здании. Нам дали младших командиров из курсантов 2-го курса, а старых назначили заместителями.
Через стену, в которой большой проход, ничем не закрытый, живут краснофлотцы. Днем они изучают оружие, а теперь отдыхают. Играют в домино. Несется на балалайке знакомая мелодия песни чайки. Наши курсанты занимаются каждый своим делом. Пишут, читают.
Я часто скучаю по дому, по семье. У меня сжимается сердце, как