этаж ее дома. Впрочем, гроб был не самой необычной вещью в этом подвале. Бен снова умчался, а Мона провела последние минуты перед рассветом, сидя с Борисом на его гробе.

– Разве он не скрывает тебя от солнца? – поинтересовалась она, указав на прогнившее дерево.

Он пожал плечами:

– Этой штуке уже пятьсот лет, не знаю, насколько доски плотные. А подвал означает двойную защиту. Хах, как же здорово было забрать свой старый гроб и просто уйти от отца. – У него на губах заиграла улыбка, и Мона могла бы поклясться, что даже уши Бориса слегка порозовели. У бледных немертвых всегда легко заметить смущение.

– Самостоятельность – это всегда хорошо, – поддержала его она, но надеялась, что ей не понадобится ближайшие несколько месяцев прятать у себя в подвале вампира. Только в крайнем случае. Если ничего не получится, то у них не останется иного выбора, хотя она сомневалась, что ведомство согласится. Вероятно, ему подыщут новое место еще и потому, что он целую вечность откладывал тест на определение пригодности. Под более строгим контролем или вообще с программой интеграции для нечисти. Тогда он уедет надолго. Однако Мона не собиралась так легко отказываться от своего нового лучшего друга – даже если придется спорить из-за этого с ведомством. Или если придется призвать архидемона.

Глядя на потолок подвала, Борис задумчиво вздохнул и поник.

– Я скучаю по собственному дому. Это определенно стимул, чтобы наконец получить удостоверение у ведомства. У родителей стало просто невыносимо – они… как это называется? Старомодные. Реально старомодные. Просвещенные и любящие, но… черт побери, у моей матери есть садовые ножницы!

Мона лишь вопросительно выгнула брови и сдержала улыбку.

– Когда ты в последний раз жил один?

– В Вегасе. В отеле. Не всегда в своем номере, правда. Это был трудный период… – Борис прочистил горло, и Мона догадалась, что он имел в виду.

– Об этом ты рассказывал, но как до этого дошло? В смысле, что ты начал промышлять шулерством и нарушать законы? Ты ведь не похож на…

– На преступника? – перебил ее он, и Мона с виноватым видом пожала плечами.

Борис со смехом покачал головой:

– Все нормально, Мони. Ты права. Нарушать закон – тогда такого понятия вообще не существовало. Скажем так, я попался на своем мастерстве за карточным столом, а полиция не знала, что с этим делать. Вампиры тогда как раз собирались выйти из тени. Я начал работать в музее, там, конечно, изучали мифологию и знали о нас, но… Ах, да что я несу чушь – ты же хотела знать, как все началось, не так ли? Это было давно. Несколько веков назад, я тогда жил со смертной. А потеряв ее после продолжительной болезни, надолго попал в очень плохую компанию. С ней я впервые прочувствовал, что такое смертность. Для того, кто родился вампиром, это весьма шокирующий опыт.

Его веки потяжелели, и он опустил взгляд.

– О… но разве ты не мог ее, ну… – Мона не была уверена, можно ли заговаривать с ним об этом открыто. Когда Борис вновь поднял голову, у него на лице неожиданно отразился легкий укор.

– Ведьма! Ты же сама знаешь, ты знаешь нас. Нельзя необдуманно превращать кого-то в вампира. Вы, люди, всегда воображаете, что это так романтично. Но так я оборву жизнь, отравлю и прокляну человека на вечное существование. На зависимость и голод. Любой вампир относится к этому бремени серьезно, к тому же это опасно для нас обоих.

– Ммм… Извини, мне казалось… это было бесчувственно с моей стороны.

– Я знаю, что тебе казалось, и не думай, что я не рассматривал такой вариант. – На мгновение он застыл рядом с ней совершенно неподвижно – вампирский эквивалент глубокого вздоха. Мона ощущала, что он напряжен, и винила в этом себя.

– Я надолго попал в ловушку разбитого сердца и бессмысленности. Путешествовал. Как мог… Это трудно, когда солнечный свет грозит тебя уничтожить, но тогда – скажем так, я учитывал такой риск – это стало источником особенно острых ощущений. Потом в Вегасе, там я кое с кем познакомился… считал, что между нами что-то особенное… Как было с ней. По крайней мере, хоть чуть-чуть похожее.

Мона ничего не смогла с собой поделать и обняла Бориса, который говорил дрожащим голосом. Его всегда было так просто обнимать. Борис с благодарностью облокотился на ее плечо и немного приник к ней.

– Он вытащил меня из глубокого водоворота отчаяния. Я видел в нем свое спасение. Но только ты сам можешь себя спасти. Я слишком поздно это понял. Он использовал меня, предал и… это и стало началом конца.

– Даже с большим нежизненным опытом ты не застрахован от чего-то подобного, ведь так заманчиво позволить кому-то тебя спасти… – Мона с трудом сглотнула. Она подумала о собственной ситуации, и в голову закралось нехорошее подозрение. Не нравился ли ей архидемон из-за того, что он таскал за ней туфли и оберегал ее от каждой мелочи? – Но сейчас ты хорошо себя чувствуешь? – осторожно спросила она.

Борис отстранился от нее, и радостная улыбка ответила на вопрос.

– Иногда мне немного одиноко в гробу, но не каждую ночь! – Затем он звонко рассмеялся и зевнул. – Раз уж мы об этом заговорили, уже светает – ты наверняка устала, да и мне пора ложиться в могилку.

– Я не так утомилась, как ты, хотя… я тоже умираю от усталости. – Теперь хихикали уже оба, и Мона поцеловала Бориса в щеку.

– Не волнуйся, с ОВО я что-нибудь проверну. А в противном случае… попрошу одного друга, – с ухмылкой заверила его она и сразу пожалела о своем обещании, потому что не очень хотела просить Бальтазара о такого рода услугах.

Только в крайнем случае. Такое неудобное чувство безопасности – полагаться на архидемона, но в данный момент эта мысль позволила ей вздохнуть с облегчением. Борис должен находиться не только в музее, но и в ее жизни. Кроме того, демон уже избавил ее от неприятностей с директором, пожертвовав музею парочку старинных реликвий из своей коллекции. Помогать ей – его работа. Навсегда. Хотя Мона сомневалась, что древние салфетницы на самом деле имели такую уж ценность, во всяком случае не для него. Однако руководитель отреагировал такими звуками – ее тут же снова замутило от воспоминания.

Вампир улегся в гроб, а Мона поплелась обратно в свою квартиру, подозревая, что Борис и его проблемы также могут означать и новую ответственность для нее. Ведьм или колдунов-надзирателей было немного, и, если никто из них его