И это уже потом, спустя годы, гуляя с матерью по набережной Невы, Саша Розен увидел стоящего перед ним на воде старца, завернутого в белый омофор с черными крестами. Наклонившись к самому лицу мальчика, он тихо проговорил:

— Невозможно вычерпать море, но возможно собрать капли, и они прольются дождем. Трудись и помни, что только по делам твоим можешь быть узнан. Нет смысла в пустых и праздных речах, если в твоем сердце нет любви, а душа твоя до краев переполнена горечью. Лишь только тогда, когда вычерпаешь ее без остатка, пребывая при этом в молчании, сможешь сказать, что спасся от водного возмущения, воздушных мытарств и отчаяния. Невозможно не испытывать сердечное горение, когда ощущаешь в себе свободу от уныния, зависти и осуждения, потому что бесстрастность и есть истинная любовь. Ведь любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражает, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, все переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…

Саша огляделся по сторонам, но матери нигде не было.

Он бросился бежать по набережной, свернул в первую подворотню и обнаружил ее сидящей на скамейке и что-то записывающей в блокнот, пользуясь переносной чернильницей.

Увидев сына, Авдотья Иннокентьевна улыбнулась.

Знал, конечно, что мать ведет дневник, записывает каждый день свои мысли, наблюдения разного рода неразборчивым почерком. Так, однажды увидел этот потрепанный блокнот на столе, и пока в комнате никого не было, открыл его, конечно, понимая прекрасно, что совершает дрянной поступок, ведь мать могла записывать в нем что-то личное, не предназначенное для посторонних глаз, даже для глаз сына. Однако с радостью не смог разобрать ни одного слова, что были написаны неразборчиво, мелко, какими-то завалившимися влево буквицами, как будто бы мать была левшой.

Но левшой она не была.

Казалось, что текст был специально зашифрован, чтобы никто не смог его прочесть. Более того, Саша подумал, что даже и сама мать со временем его не разберет, что он был ей нужен лишь для того, чтобы вобрать в себя ее мысли и наблюдения только в момент их записи, а потом — будь, что будет, ведь они все равно сохранены, существуют в единственном экземпляре и абсолютно не нуждаются в то, чтобы быть прочитанными кем-то.

После смерти Авдотьи Иннокентьевны, Александр Михайлович держал ее дневник в ящике стола, который всегда был закрыт на ключ, потому как был уверен в том, что еще не пришло время расшифровать кривые, друг на друга завалившиеся буквицы материнской скорописи».

Осенью 1970 года в редакцию серии «Пламенные революционеры» при издательстве политической литературы «Политиздат» ЦК КПСС, что на Миусской площади в Москве, Булат Окуджава принес рукопись, которая называлась «Ведь недаром».

Рукопись была принята к рассмотрению с обещанием ответить быстро, потому как серия активно печатается и издательство заинтересовано в новых авторах.

Хотя для Булата Шалвовича это был и первый опыт написания именно исторического романа, особого волнения, свойственного дебютантам, он, однако не испытывал, более того, он был уверен в том, что текст не подойдет главному издательству историко-партийной литературы в СССР, которое именно в эти дни «за особые заслуги в области книгоиздания» было удостоено ордена Трудового Красного Знамени, потому как слишком для него сложен и зашифрован автором.

Предыстория же данного визита на Миусскую, 7 была такой.

Более года назад в вестибюле ЦДЛ появилось объявление следующего содержания: «Издательство «Политиздат» приглашает к сотрудничеству прозаиков, пишущих на исторические темы, для работы в серии «Пламенные революционеры». Серия ставит перед собой цель — передать в художественной форме факты биографий видных представителей мирового революционного движения».

На приглашение тогда откликнулись многие — Владимир Войнович, Анатолий Гладилин, Лев Славин, Василий Аксенов, Юрий Трифонов, Еремей Парнов, Владимир Корнилов, Натан Эйдельман, Юрий Давыдов, Лидия Либединская, Александр Борщаговский, Раиса Орлова — совершенно не скрывая того, что это не только хорошая возможность сотрудничества с крупнейшим советским издательством и быть напечатанным огромными тиражами («Нетерпение» Ю. Трифонова вышло в этой серии суммарным тиражом 900 000 экземпляров), но и возможность неплохо заработать.

В 70-ом году в этом списке оказался и Булат Окуджава, выбравший героем своего романа руководителя Южного общества декабристов Павла Ивановича Пестеля, одного из пяти повешенных на кронверке Петропавловской крепости в Петербурге.

Согласно установленной практике решение о судьбе рукописи принималось по мере ее прочтения от нижестоящей инстанции к вышестоящей.

Вот этот список.

1. Владимир Григорьевич Новохатко — заведующий редакцией серии «Пламенные революционеры».

2. Феликс Феодосьевич Кузнецов — член Общественного совета Московских писателей при Главной редакции Политиздата.

3. Николай Васильевич Тропкин — главред издательства.

3. Георгий Мокеевич Марков — первый секретарь правления СП СССР, член ЦК КПСС.

Четкое соблюдение субординации было залогом если не успеха, то по крайней мере внимательного отношения к рукописи и автору со стороны редактирующей и цензурирующей корпорации. Контроль, учет и армейская дисциплина в СП СССР работали бесперебойно и неукоснительно.

Приводим письмо заведующего редакции серии «Пламенные революционеры» Владимира Новохатко на имя Феликса Кузнецова:

«Уважаемый Феликс Феодосьевич! В ноябре (точную дату мы сообщим Вам дополнительно) состоится заседание Общественного совета московских писателей при Главной редакции Политиздата с целью обсуждения вышедших книг серии и рукопись Б. Окуджавы «Ведь недаром». Просим Вас принять участие в этом заседании. Посылаем Вам рукопись».

Коль скоро текст Окуджавы пошел дальше, вернее, «выше», Феликс Феодосьевич отнесся к нему благожелательно и дал свое «добро».

Подробное же описание дальнейших событий сохранилось в воспоминаниях Владимира Григорьевича Новохатко, опубликованных в журнале «Знамя» (одно время В. Новохатко тут работал заведующим отдела прозы), «Белые вороны Политиздата», в 2013 году.

Читаем эти воспоминания: «Стоит сказать, что в той сотне книг, которую мы выпустили, было много очень официозных — это являлось платой за самую возможность проталкивать в печать отличные книги. Проталкивание это было чрезвычайно тяжелым, трудоемким и длительным делом. Расскажу, опираясь на дневниковые записи тех лет, о том, как проходили через издательские препоны некоторые рукописи.

Особенно трудным был путь и рукописи, и книги Булата Окуджавы о декабристе Пестеле.

Автор доверил повествование вымышленному мелкому чиновнику Авросимову (недаром он назвал журнальную публикацию романа “Бедный Авросимов”, у нас книга вышла под заглавием “Глоток свободы”), похождениям которого, в том числе в публичном доме, он уделил едва ли не большее внимание, чем Пестелю. Мы не раз просили Булата Шалвовича дать больше места Пестелю, он с неохотой что-то добавлял, но это не уменьшало нашей тревоги за судьбу рукописи…