– Сюда кто-то едет, – повторила мама, стоя рядом со мной у окна кухни, словно не могла поверить в собственные слова, пока не произнесла их еще раз.

Я удивилась не меньше. Отец всегда был очень осторожен и старался не привлекать внимания к хижине: рубил дрова у основания нашего холма, чтобы звук его бензопилы не разносился по окрестностям; стрелял из винтовки, только когда это было необходимо, чтобы добыть дичь; мы никогда не покидали болото, чтобы пополнить припасы, даже несмотря на то, что у нас заканчивались вещи, которые было бы неплохо иметь в наличии; мы прятались от той семьи на водопаде, чтобы случайно не привести их к хижине; готовились к тому, что мы с мамой будем делать, если кто-то объявится на нашем холме.

Я прижалась носом к стеклу, глядя, как свет фар снегохода подползает все ближе к нам, то и дело подпрыгивая. Было слишком темно, чтобы разобрать все детали, но я знала, как должен выглядеть снегоход. Или, скорее, знала, как выглядели снегоходы пятьдесят лет назад. Я до сих пор не могла осознать всю гнусность маминого обмана.

Мама медленно покачала головой, как будто пыталась проснуться от долгого сна. А потом резко задернула занавески и схватила меня за руку.

– Быстро. Нам надо спрятаться.

Спрятаться где? Эти слова так и вертелись у меня на языке. Я знала, что этого хотел отец. А еще я знала, что он сделает с нами, если мы не будем следовать его инструкциям. Но было уже слишком поздно бежать на болото и кататься в грязи, чтобы замаскироваться, даже если бы болото не было сковано льдом. Кто бы ни сидел за рулем снегохода, он уже заметил нашу хижину. И ехал прямо к нам. В печке горел огонь, из дымохода валил дым, в сарае лежали заготовленные дрова, а на снегу было полно следов. В хижине наши куртки висели на вешалке, тарелки стояли на столе, а на печке кипело рагу из кролика. А как же Рэмбо?

Рэмбо.

Я схватила куртку и побежала к сараю. Рэмбо скулил и так сильно натягивал цепь, что я испугалась, как бы он не задохнулся. Я расстегнула ошейник и отпустила его, а затем присела между дровами и стеной сарая, глядя в щель. Шум двигателя изменился, когда снегоход начал взбираться на наш холм. Несколько мгновений спустя он пронесся мимо меня в облаке снега и выхлопных газов. Я подбежала к другой стороне сарая, взобралась на кучу дров, достала свой нож и заняла позицию – так, как меня учил отец. Снегоход остановился прямо подо мной. Шум был таким громким, что у меня в ушах еще долго звенело после того, как водитель заглушил двигатель.

– Эй, приятель! – Водитель свистнул и похлопал себя по ноге, обращаясь к Рэмбо, который лаял и носился по кругу. Я не видела его лица, потому что на человеке был шлем, вроде тех, которые носят – или, скорее, носили раньше – глубоководные ныряльщики, но, судя по голосу, это был мужчина. – Иди сюда, малыш. Иди. Все хорошо. Я тебя не обижу.

Рэмбо перестал лаять, подбежал к человеку, виляя хвостом, и положил голову ему на колено. Мужчина стащил перчатку и почесал Рэмбо за ухом. Мне стало интересно, откуда он знает, как именно нужно чесать мою собаку.

– Хороший мальчик. Какой ты славный пес! Да, ты. Да-да.

Впервые при мне кто-то так много разговаривал с собакой.

Человек отодвинул Рэмбо в сторону и слез со снегохода. На нем были толстые черные штаны и черная куртка с полосками по всей длине рукавов – никогда не видела такого оттенка зеленого. На снегоходе виднелись полоски точно такого же цвета, а еще слова, написанные сбоку белыми буквами, – «Арктик кэт». Он снял шлем и положил его на сиденье. У него были светлые волосы, как у моей мамы, и пышная клочковатая борода, как у викинга. Он казался выше и младше моего отца. Когда он шел, его одежда шуршала, словно сухие листья. Не могу представить, как в ней можно охотиться, но выглядела она теплой.

Мужчина поднялся на крыльцо и постучал в дверь костяшками пальцев.

– Эй! Есть кто-нибудь дома? – Он подождал, а затем еще раз постучал. – Э-эй!

Дверь хижины открылась, и мама вышла наружу. Я не видела выражения ее лица, потому что она стояла спиной к свету. Но я заметила, что руки у нее дрожат.

– Простите, что беспокою, – сказал мужчина. – Можно от вас позвонить? Я отбился от группы и заблудился.

– Позвонить, – тихо отозвалась мама.

– Если вы не против. В моем мобильном села батарейка.

– У вас есть мобильный телефон. – Мама хихикнула. Понятия не имею почему.

– Эмм, да. Есть. Поэтому будет здорово, если вы разрешите воспользоваться вашим, чтобы я мог сообщить друзьям, что со мной все в порядке. Кстати, меня зовут Джон. Джон Лаккенен.

Мужчина улыбнулся и протянул ей руку.

Мама издала сдавленный звук, а затем схватилась за его руку, как утопающий за соломинку. И держалась за нее даже после того, как их сцепленные руки перестали раскачиваться вверх-вниз.

– Я знаю, кто вы.

Она оглядела двор, а затем быстро втащила мужчину в дом.

Я смотрела на хижину еще очень долго, даже после того, как дверь закрылась. Еще больше лжи. Больше хитростей. Больше уловок. Мать знала этого человека. И он приехал к ней, когда отца не было дома. Я понятия не имела, чем они занимаются в хижине, но понимала, что это неправильно. Спрятав нож в чехол, я слезла с дров. Снегоход, стоящий на нашем дворе, напоминал большого черного медведя. Мне хотелось ударить его и прогнать. Позвать отца, чтобы он застрелил его из своей винтовки. Я на цыпочках подошла к заднему крыльцу и заглянула в просвет между занавесками. Мама и этот мужчина стояли посреди кухни. Мама говорила что-то и размахивала руками. Я не слышала, о чем она говорит, но вид у нее был одновременно испуганный и радостный. Она постоянно оглядывалась на дверь, как будто боялась, что отец может войти в нее в любую секунду. Хотелось бы мне, чтобы так и случилось.

Мужчина тоже выглядел испуганным. Мама продолжала говорить и жестикулировать, и в конце концов он кивнул. Очень медленно, как будто не хотел делать то, о чем его просила мама, но при этом не мог отказаться, примерно как я, когда отец сказал мне, что я должна помочь маме варить желе. Мама рассмеялась, встала на цыпочки, обхватила мужчину за шею и поцеловала в щеку. Щеки мужчины загорелись румянцем. Мама положила голову ему на плечо. Ее плечи вздрагивали. Я не могла понять, смеется она или плачет. Спустя мгновение мужчина обнял ее, слегка погладил по спине и прижал к себе.