После некоторых колебаний я поднял его кинжал – очень необычной формы – и засунул в голенище сапога. Я и сам не знал, следует ли мне быть довольным собой. Я не стал убивать майора, а он не сумел прикончить меня, так что некоторые поводы для радости имелись. Но как отнесется Ньютон ко всей этой истории? Будет ли реакция Морнея достаточной «рефракцией», если его странное поведение можно объяснить этим словом? Скорее всего, Морней поставит в известность лорда Лукаса, который воспользуется поводом для новой жалобы на служащих Монетного двора. Впрочем, меня это не слишком расстроило. Неожиданно на меня навалилась страшная усталость, и я понял как мне повезло, что меня не убили. Я поклялся самому себе, что больше никогда не буду таким распущенным и не оскверню любовь к мисс Бартон.

На следующее утро Ньютон с интересом изучал кинжал, полируя его с усердием, достойным уличного головореза, а я рассказывал ему о своих приключениях. Я решил опустить эпизод с фехтованием. Когда я рассказывал о своей борьбе с искушением, Ньютон поджал свои тонкие губы – сомневаюсь, что они целовали кого-нибудь, разве что лоб мисс Бартон или любимую книгу.

– Насильственно остановленное желание становится еще сильнее, – мрачно заметил он.– Самый лучший способ избежать искушения – это не пытаться вовсе избавиться от нескромных мыслей, а постараться занять свой ум другими проблемами. Я всегда поступал именно так. Тот, кто постоянно думает о чистоте, будет неизбежно возвращаться к мыслям о женщинах, а всякое столкновение с нечистыми мыслями оставляет след в разуме, в результате подобные мысли возвращаются значительно чаще. Но прошу вас, продолжайте. Я заинтригован.

– Я уже почти все рассказал, – ответил я.– Как только мы вышли из дома, он бросил кинжал и скрылся в темноте.

– Но вы не рассказали о вашем сражении на шпагах, – запротестовал Ньютон.– А я хочу знать все подробности. Скажите, майор получил серьезное ранение?

– Он первым обнажил клинок, – запинаясь, проговорил я.– Мне пришлось защищаться. Я лишь задел его плечо, и он довольно быстро пришел в себя. Но откуда вы знаете, доктор Ньютон? Он поставил в известность лорда Лукаса? По Тауэру поползли слухи? Его светлость подал жалобу?

– Я совершенно уверен, что майор Морней не станет докладывать лорду Лукасу. Неужели майор из Управления артиллерийского снабжения может проиграть схватку какому-то клерку с Монетного двора? Такого унижения его репутация не вынесет.

– Но тогда как вы догадались о нашей дуэли?

– Очень просто. Вы почистили шпагу. Царапина на рукояти сегодня блестит, словно церковный кубок, а вчера она была тусклой, точно оловянная кружка. И я вспомнил, что вы чистили шпагу после того, как обнажили ее в защиту миссис Бернингем. Осмелюсь предположить, что майор вытащил кинжал, потому что не сумел достать вас шпагой.

– Все произошло именно так, как вы сказали, – признался я.– Сам не понимаю, почему я решил утаить от вас этот эпизод. Вы и так все знаете – ничего не нужно рассказывать. Удивительно!

– Ничего удивительного в этом нет. Просто наблюдательность. Satist est. Этого достаточно.

– В таком случае я бы хотел стать таким же наблюдательным, как вы.

– Но это совсем нетрудно, как я уже не раз вам говорил. Со временем вы научитесь, если проживете достаточно долго. Вчера вам повезло. Из вашего рассказа, а также из надписи на клинке следует, что майор Морней и, весьма возможно, еще несколько человек являются религиозными фанатиками.

– Но я не заметил надписи на клинке кинжала, – сказал я.

– Нужно было почистить кинжал, а не шпагу, – с улыбкой сказал Ньютон, протягивая мне кинжал, лезвие которого сияло, как огонь.

– «Помни о религии», – прочитал я с одной стороны.– «Помни об убийстве Эдмонда Берри Годфри», – гласила надпись на другой стороне клинка.

– Это кинжал Годфри, – объяснил Ньютон.– После убийства сэра Эдмонда Берри Годфри в тысяча шестьсот семьдесят восьмом году таких было сделано немало.– Мой наставник внимательно посмотрел на меня, пытаясь понять, знакомо ли мне это имя.– Вы ведь о нем слышали?

– Да, конечно, – сказал я.– В детстве. Кажется, он был судьей, которого убили католики во время папистского заговора против короля Карла Второго, верно?

– Я питаю отвращение к католицизму во всех его проявлениях, – заявил Ньютон.– Это религия, полная чудовищных суеверий, отвратительной лжи и фальшивых чудес. Однако не было более злого умысла, угрожающего благополучию государства, чем этот папистский заговор. О заговоре сообщили Титус Отс и Исраэль Тонг, священники-иезуиты, которые заявили, что католики намерены убить Карла Второго во время скачек в Ньюмаркете. Я не сомневаюсь, что иезуиты были на многое готовы, чтобы восстановить католицизм в Англии. Но к убийству короля они отношения не имели. Тем не менее многих католиков повесили прежде, чем стало известно, что Отс дал под присягой ложные показания сэру Эдмунду Берри Годфри. Его самого следовало повесить. К несчастью, закон не предусматривает такого наказания за столь гнусное преступление. Отса подвергли порке и выставили у позорного столба, после чего он получил пожизненное заключение.

– Значит, это Отс убил сэра Эдмонда?

– Имя убийцы так и осталось тайной, – сказал Ньютон.– Кое-кто полагает, что Годфри убил преступник, которого он осудил в далеком прошлом, а тот ему отомстил. Мы и сами порой сталкиваемся с похожими случаями. Я даже слышал, что общество «Зеленой ленты» пыталось превратить Англию в республику и что Годфри убили из-за того, что он обещал их выдать. Но я склоняюсь к другой, более простой версии. Я полагаю, что Годфри покончил с собой, передавив кровеносный сосуд; он был чрезвычайно меланхоличным человеком и ужасно боялся, что его предательство обнаружится и он будет наказан. Когда два его брата нашли тело Годфри, они испугались позора и не хотели лишаться его денег, ведь все состояние самоубийцы переходит государству, а он был богатым человеком. Вот почему они изуродовали тело и во всем обвинили католиков. Теперь можно не сомневаться, что правды не узнает никто. Но многие продолжают верить, что его убили католики. Ну а мнение майора Морнея нам очевидно. Обладание этим кинжалом да и все его поведение указывает, что его ненависть к католикам не знает границ.

– И что же нам теперь делать?

Ньютон собрал лоб складками и стал поглаживать тонким пальцем свой длинный нос, словно мохнатую собачку, отчего у него сделался чрезвычайно умный вид.

– Мы вернем ему кинжал, – спокойно сказал он.– Тем самым мы еще сильнее спровоцируем его. Это элементарный ход, подобный многим другим, и однажды я возьму черный свинцовый карандаш и все запишу для вас на листе бумаги, чтобы вы лучше понимали окружающий мир. Всякое тело продолжает пребывать в состоянии покоя или равномерного прямолинейного движения, если только это состояние не изменится в результате приложения к нему силы. Это верно не только в приложении к майору Морнею, но и к планетам и кометам. Однако нам самим необходимо подготовиться. Нельзя терять бдительность. Ведь всякому действию возникает равное противодействие.