Из дома № 101 вышла Хеын. Она спокойно подождала перед подъездом минут пять, пока к ней не подъехало такси.

– Что же делать?

– Что делать, что делать… За ней ехать!

Рохи натянула кепку поглубже и пошла в сторону дороги, Мёнчжун тоже опустил козырек. Повезло: едва подойдя к обочине им сразу удалось поймать машину «от борта».

– Пожалуйста, поезжайте вон за тем такси.

Хеын отъехала уже довольно далеко. Водитель посмотрел на них в зеркало заднего вида. Мёнчжун отвел глаза, и таксист перевел взгляд на Рохи.

– Маамаааааааа!!! – Та моментально прикрыла лицо руками, изображая плач.

– Ну давайте уже побыстрее, уважаемый! – Подыгрывая ей, Мёнчжун не растерялся и подогнал шофера.

«Может, в семье у них что-то случилось», – подумал тот и с силой нажал на газ. Рохи от этого отбросило в сторону, она автоматически выставила руки, открыв лицо без единой слезинки. Мгновенно поняв это, тут же снова опустила голову и уткнулась лицом в ладони.

Дистанция между машинами постепенно сокращалась.

* * *

Выйдя из такси, Рохи запрокинула голову.

– Больница?

Место, куда ехала Хеын, оказалось клиникой университета Сонын. Такси остановилось, и женщина тут же зашла внутрь. Рохи явно не ожидала такого расклада.

– Болезни есть?

– Только геморрой.

– Да не у тебя.

– А, у Хеын… Нет, вроде. – Мёнчжун помотал головой и толкнул дверь больницы. Рохи тут же юркнула внутрь. Он чуть подумал, а потом внезапно спросил: – А почему с геморроем сразу на меня подумала?

– …

– Чего молчишь? Ну?

– Похоже потому что.

Мёнчжун ответ не совсем понял, но уточнять уже не стал. Потому как было ясно, что если он будет доставать Рохи вопросами, пока та пытается выяснить, зачем Хеын приехала в больницу, причем не в ту, где лежит ее дочь, то конкретно для него ничем хорошим это не закончится. А та тем временем направилась в инфекционное отделение.

– Что значит «инфекционное»?

Если рядом с 38-летним взрослым мужчиной стоит 11-летний ребенок, то ожидается, что такой вопрос будет задавать именно ребенок. Но в нашем случае все было наоборот – вопрос с недоуменным лицом задал Мёнчжун.

– Это когда человек подхватывает ту или иную заразную болезнь: вирус или инфекцию.

На лицо девочки легла тень, но Мёнчжун не обратил на это внимания.

– Спасибо.

Из врачебного кабинета донеслись неразборчивые звуки, а затем повернулась ручка двери. Мёнчжун и Рохи почти рефлекторно отпрянули назад, спрятались за угол коридора и вжались в стену. С облегчением перевели дух: Хеын на них не напоролась, повезло.

– И что теперь? – спросил Мёнчжун.

– Нужно узнать, зачем она сюда приходила. Но начнем с проверки алиби, это важнее. Пошли быстрей за ней.

Рохи развернулась, чтобы пуститься вдогонку, Мёнчжун тоже вышел из-за угла в коридор. Мгновение – и оба застыли на месте. Прямо на них смотрела Хеын.

– Я смотрю, вы всё еще меня подозреваете. – Она по очереди осмотрела преследователей.

Мёнчжун не выдержал и отвернулся. Рохи – нет.

– Вчера в новостях передавали, что твоих родителей убили двадцать первого августа. В тот день я лежала в этой больнице.

– Почему? Как? Ты чем-то больна? – чуть ли не с криком спросил Мёнчжун.

Лицо Хеын заволокла печаль. Потом она улыбнулась. Улыбка была такая, словно она решила: «Будь что будет».

– У меня ВИЧ.

Моментально наступила тишина. Рохи закрыла глаза и выдохнула, словно подтвердились ее опасения. Услышав этот не по-детски тяжелый вздох, Хеын сказала с грустными глазами:

– Поедем, где потише. Я расскажу вам все. И рассказ будет долгий.

4

«Пак Чхольвон обманул: обслуживать дом профессора он стал не потому, что клиент его об этом попросил, а чисто по своей инициативе. Зачем же ему это понадобилось?..» Глядя, как за окном сгущается темнота, Санъюн погрузился в мысли. Во дворе полицейского управления царила суета: парковка была набита под завязку, машины беспрерывно сновали туда-сюда, то уезжая, то приезжая. Примерно то же самое творилось и у него в голове: такая же сумятица и темнота. Стоило появиться какой-то идее, как ее тут же опровергала другая, и он возвращался на то место, откуда пришел.

Но одно было понятно со всей определенностью: Чхольвон соврал. Если даже отталкиваться лишь от этого факта, то многое предстает уже совсем в другом свете. Во-первых, он единственный человек, который точно знал, что все камеры в профессорском доме демонтированы. Далее, открыть сейф тоже было для него делом нехитрым: в той комнате была установлена камера, так что ему нужно было лишь под каким-нибудь предлогом проверить видео, на котором профессор вводит код.

– Шеф!

Оклик вывел его из раздумий. Рядом стоял Чонман, причем не с пустыми руками. Санъюн просил подчиненного плотно заняться Чхольвоном: как можно тщательней его проверить, как можно больше про него разузнать. И теперь напарник явился явно с уловом… Уголки рта старшего инспектора растянулись в улыбке.

Они разместились в комнате для совещаний. Чонман протянул Санъюну принесенные документы – это было заявление об отказе от претензий. Заявителем выступал Пак Чхольвон, обвиняемым – Чхве Донок. «Где-то я уже слышал это имя», – подумалось детективу, но тут Чонман начал пояснять:

– Пак Чхольвон лишился жены и ребенка. Поначалу он считал, что имела место врачебная ошибка, даже заявление написал, но не прошло и нескольких месяцев, как он от своих претензий отказался. Причем это было безоговорочное согласие сторон без выдвижения каких-либо условий. То есть он месяцами воевал с клиникой, а потом вдруг – раз! – и примирился. Странно же, нет?

– Ну и что? – Санъюн засомневался: дело давнее, какое оно имеет отношение к нынешним событиям?

Но самое интересное Чонман приберег напоследок – даже к начальству поближе нагнулся от важности момента:

– А то, что клиникой, которая эту врачебную ошибку допустила, был медицинский центр «Надежда» в Масане[22]. Формально стороны вроде как достигли согласия, но, может, Пак Чхольвон все-таки затаил обиду на Чхве Донока?

И тут у Санъюна в памяти словно искра промелькнула. Он вспомнил, где слышал это имя: так звали отца профессора, который раньше руководил клиникой Хегван! Получается, что Чхве Донок закрыл клинику в Масане, перебрался сюда в Йонин и здесь открыл другую, которую потом и возглавил его сын…

– Когда умерла его жена?

– Тридцать лет назад.

– И что, он тридцать лет копил злобу, а сейчас решил отомстить? Да еще не отцу, а сыну?.. Нет, чушь какая-то, не может этого быть.

Чонман склонился над столом, как надувной аэромен под порывом ветра. На самом деле он рассчитывал на такую реакцию.

– Меня тоже это смутило. Но все равно что-то