Щеки в пятнах болезненного румянца. Губы обметало лихорадкой. Ноздри шелушатся, воспалились по краям. Волосы скручены на затылке в смешной, некрасивый узел. Гулька, вспомнил Ямщик. Я звал этот узел гулькой. Байковая пижама промокла от пота. Весельчаки-снеговики с морковными носами гоняют санки, бегут на лыжах, секут полозьями коньков светло-голубую ткань. Обычно в пижаме Кабуча выглядела еще крупнее, чем была на самом деле, но сейчас жена напомнила Ямщику воздушный шарик, из которого выпустили воздух.

«Мобильник. Когда Кабуча болела, я из кабинета не слышал, что она зовет, а кричать она не могла. Я оставлял ей мобильник рядом с подушкой, и она звонила мне, если хотела, чтобы я подошел. Звонила редко, стеснялась, боялась отвлечь от работы. Где ее мобильник?

Мобильника нигде не было.

— Вот, я тебе фервексу наколотил…

Нас двое, понял Ямщик. Нас в спальне двое, и речь не обо мне с Кабучей. Двойник вбежал вместе с Ямщиком; да что там! — двойник стоял на том же месте, что и Ямщик, перед кроватью. Они, считай, слиплись, превратились в шампунь-кондиционер «Faberlic», который «два в одном», только у Ямщика руки бессильно свисали вдоль тела, а двойник протягивал руки вперед, держа блюдце и чашку, откуда шел слабый, пахнущий лимоном парок.

— Я хочу воды…

— Сначала фервекс. У тебя жар…

— Дай мне антибиотик…

— Три дня. Если температура будет держаться больше трех дней…

— Я хочу антибиотик, — капризно повторила Кабуча.

— Сегодня третий день. Завтра я дам тебе аугментин. Хотя не думаю, что он понадобится. Пей, не спорь со мной…

Они разделились: Ямщик остался стоять, двойник присел на край кровати. Опустив блюдце на тумбочку, он помог Кабуче сесть, взбил подушку, ловко подсунув ее под спину больной — и принялся поить жену, стараясь, чтобы ни капли не пролилось на постель. Похоже, двойник обождал, пока фервекс в достаточной степени остынет — Кабуча пила, не обжигаясь, и лишь хрипло вздыхала после каждого глотка.

— Вот так, хорошо…

— Боря, у нас есть мандаринка?

— Есть, я купил. Может, булочку? С кефиром?

— Нет, мандаринку. Булочку позже…

— Сейчас принесу…

Прихватив с собой опустевшую чашку, двойник сбегал на кухню и вернулся с десертной тарелкой. Заранее очищенный, разваленный на гроздь долек мандарин просвечивался насквозь, притворяясь лампой под оранжевым абажуром. Рядом лежали два ломтика булки с корицей и зеленая веточка мяты. Судя по всему, двойник не оставил надежды соблазнить Кабучу на полноценный завтрак.

Оконная гардина была отдернута до середины карниза. На подоконнике Ямщик видел косметическое зеркало, из которого текли струйки дыма. В сочетании с плоскостью экрана выключенного телевизора зеркало оформляло спальню до вполне приемлемой материальности. Двойник бросил в зеркало косой взгляд, пожевал губами, словно размышляя, не убрать ли его, или хотя бы развернуть тыльной стороной к Ямщику…

«Нервничает? Сильные чувства делают нашу связь прочнее, облегчают задачу. Ненависть, тревога, страх — проще бить, мучить, подставлять ножку. Главное, довести до белого каления. Любовь? Привязанность? Не знаю, не пробовал. Кажется, Дашка тоже не пробовала. «Думала, все, валю наружу. Раздраконю, взбодрю — и вперед, по-быстрячку…»

— Боря, дай мне зеркало.

— Зачем?

— Я ужасно выгляжу.

— Ерунда, принцесса. Не говори глупости.

— Дай мне зеркало и принеси миску с водой. Я хоть лицо оботру, и плечи…

— Я тебя оботру, не переживай.

— Нет, не надо. Я сама…

— Добавить в воду уксуса? При температуре полезно…

— Немножко. И дай мне мобильник.

— Зачем тебе мобильник?

— Вдруг мама позвонит? Или с работы…

— Нечего им звонить. Ты спи, я отвечу, если что…

Гамлет, вспомнил Ямщик. Гамлет и Клавдий, акт третий, сцена третья. Три — счастливое число? Клавдий на молитве: «Гнись, жесткое колено! Жилы сердца! Смягчитесь, как у малого младенца! Все может быть еще и хорошо…» И Гамлет в стороне: «…и буду ль я отмщен, сразив убийцу в чистый миг молитвы? Назад, мой меч…»

Назад, моя швабра. Моя тарелка, назад.

Насилуя чувство юмора, рождающее косматых уродцев, Ямщик вышел в прихожую. Нервный смешок кривил ему губы, драл горло острыми коготками. Гамлет, подумал он. Какой из меня, к чертям собачьим, Гамлет? Тень отца Гамлета — это еще куда ни шло…

Его ждали у парадного.

Ну хорошо, не у парадного — у окна квартиры Петра Ильича, которое Ямщик сделал для себя парадным, дверью в дом, так и не рискнув на прогулки по болоту нижней площадки подъезда. Окно, дверь — какая разница, если его ждали?

Больше всего это напоминало школьные годы чудесные. Повздорив с компанией второгодника Саньки Дикаши на предмет ежемесячной дани, третьеклассник Борька Ямщик изощрялся в путях земных, находя тысячи способов избежать встречи с Дикашей и его клевретами. В двух случаях из пяти, а может, даже в трех, избежать не удавалось. Нога за ногу, он брел за порцией ожидаемых тумаков, или неуклюже спрыгивал с забора, выслушивая насмешки мучителей. Вот и сейчас: Ямщик повис на руках, спрыгнул на асфальт, отряхнулся, делая вид, что важней этого занятия нет в мире ничего, и повернулся к ухмыляющейся компании.

Карликов было шестеро.

Рост еще больше усугублял параллель со школьниками. Сперва Ямщик счел карликов близнецами, но быстро понял, что ошибся. Ладно, рост — одни мельче, другие крупней. Ладно, одежда: кургузые пиджачки, мешковатые брюки, кепки набекрень. Ладно, папиросы в углах нагловатых ухмылок. Мишура, дребедень, камуфляж. Карлики не были близнецами, потому что близнецы — люди, а в карликах Ямщик сильно сомневался на этот счет. Даже с учетом всех каверз зазеркалья, вчерашние танцульки подводили черту под любыми вариантами.

Почему я не удивлен, подумал Ямщик. Разучился?

— Легион? — спросил он, перехватывая инициативу. Адрес отправителя (отправителей?!) мейла, полученного на днях, вспомнился сразу. — Легион семьсот семьдесят семь? «Собака» легион и так далее? Кстати, почему три семерки? Почему не три шестерки?

— Портвейн, — карлик, которого Ямщик счел главным, подмигнул, как на памятной гифке. Он был покрупнее, и если у всех его товарищей левый глаз дергало нервным тиком, то этот подмигивал сам, своей волей. — Портвейн «три семерки». Лечит душу, бьет по мозгам. Точь-в-точь как мы. Угостить?

— В другой раз.

— А он будет, другой раз?

— Обязательно. Кто мне предлагал дружить семьями?

— Ты крещеный? — внезапно поинтересовался вожак. Ноздри его раздулись, затрепетали. — Можешь не отвечать, я и так чую: нехристь.