Она беспрестанно задавала себе этот вопрос, но не находила на него правильного ответа. Если бы сейчас рядом с ней оказалась Кэт или еще кто-нибудь из подруг и спросила: «Кармен, что ты собираешься делать?» – она бы ответила примерно так: «Не знаю, но сейчас я нахожусь в безумной ситуации, моя жизнь оказалась основана на лжи, и мне, вероятно, придется смириться с этим. Но сейчас хочется, совсем ненадолго, вернуться в старый, надежный мир, на время стать той личностью, какой я была до того, как изменилась моя судьба, что придаст мне силы».

Это будет ее первая встреча с Ником за три года после их разрыва. Он регулярно, каждые несколько месяцев присылал ей нейтральные эсэмэски – спрашивал, как дела, и предлагал встретиться и поболтать. Письма были дружелюбными, она отвечала в том же духе, но от встречи каждый раз отказывалась.

Однако последнее сообщение, полученное ею в кафе в Сент-Джуде, застало ее в расстроенных чувствах, в минуту слабости. Она ответила, что находится не в Лондоне, а в доме на побережье, и добавила: «Я могу приезжать сюда. Морской воздух идет мне на пользу».

Его лицо мелькнуло в окне, когда поезд подходил к платформе. Ник ехал в первом вагоне, и Кармен успела заметить его широкую, как прежде, улыбку. Когда он вышел из вагона на платформу, она тоже улыбнулась, почти против воли. Ник бросился к ней, и все, что она могла сейчас видеть, – это его улыбку. Когда он подбежал к ней, оба остановились, не зная, что делать дальше, так как самым естественным было бы обняться, но они не могли себе этого позволить. Ник схватил Кармен за руку и сжал ее.

– Ты совершенно не изменилась.

– Надеюсь, это так, ведь прошло всего три года.

На них внимательно посмотрела какая-то женщина.

– Пошли, – сказал он, – надо поскорее уйти отсюда.

Кармен нащупала в кармане телефон и выключила его.

Они пошли по главной улице, и Ник без умолку болтал, чтобы скрыть свое волнение, но тщетно – оно все равно было заметно. Кармен очень любила эту его черту, и сейчас забыла обо всех своих страхах. Ник всегда старался выглядеть хладнокровным и бесстрастным, однако его чувства неизбежно прорывались наружу. Сейчас он рассказывал о женщине, сидевшей напротив него в поезде, которая усердно жевала, доставая из сумки на колесах один кусок съестного за другим, и этот завтрак продолжался всю дорогу. Ник изображал, как та пассажирка ела каждый кусок, заставляя Кармен громко смеяться. Ей казалось: им снова семнадцать и они идут домой из школы, или двадцать два – идут из Сохо субботним вечером, или тридцать – возвращаются в ее квартиру. Это впечатление было таким сильным, что, казалось, нет ничего более естественного, чем взять Ника под руку, однако Кармен погасила свой порыв.

– Кстати, куда мы идем? – спросил он.

– Не знаю. Ты голоден?

– После того как я всю дорогу смотрел, как жевала моя попутчица? Конечно, голоден.

– Можем зайти в паб, или я соберу еду и мы пойдем на пляж.

Ник сказал, что предпочтет пляж, и поэтому они зашли в дом, где остались наедине. Их смех сразу смолк. Ник постарался делать вид, будто ничего не произошло – он метался из комнаты в комнату, высказывая свое восхищение обстановкой, но Кармен было страшно неловко, и Ник поспешил умерить свой пыл.

Остановившись в дверях кухни, он внимательно посмотрел на Кармен.

– Как все это странно.

– Что странно? Видеть меня?

– Да, видеть тебя в этой новой жизни.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, наверное, вот это все, – он широко развел руки.

– Мы здесь не живем, ты же знаешь. Я по-прежнему живу в своей старой лондонской квартире.

– Нет, дело не в этом.

– Ты имеешь в виду наше загородное житье?

– Нет, не знаю, как это сказать. Ну, ты выросла и повзрослела.

– Пора, мне уже тридцать пять.

– Я не об этом.

– О чем же?

– Не знаю, но мне кажется, что ты изменилась.

– Конечно, я изменилась, как и ты.

Ник покачал головой:

– Я ничуть не изменился.

– Неужели?

Он еще раз качнул головой:

– Нет, Кармен, клянусь тебе, я не изменился ни на йоту.

Кармен принялась еще быстрее резать огурцы.

– Курятина, хлеб и салат подойдут? – спросила она.

Ник кивнул: очень даже подойдут.

– Я хотела сделать бутерброды, но подумала, что в Лос-Анджелесе ты разучился есть простой хлеб.

Ник рассмеялся. Ему понравилось, как она сыронизировала над его актерским успехом.

Они взяли с собой на пляж одеяло, и Кармен, расстелив его, поставила между собой и Ником сумку-холодильник. В сумку она уложила хлеб, курицу, помидоры, майонез и бутылку вина. До того как достать еду из сумки, Кармен налила себе полстакана вина и выпила. Ей сразу стало легче.

Ник, смеясь, посмотрел на нее.

– Я скучал по тебе, Кармен, – произнес он. – Налей и мне.

Она налила вино в его стакан.

– Ты не думай, что я на что-то намекаю. Просто… мы же старые друзья, разве нет? Я хочу сказать… – Он осекся.

Кармен не ответила, лишь едва заметно улыбнулась. Она думала о том же, но полагала, что они были любовниками, временными попутчиками, а не друзьями. Однако она промолчала, потому что поняла, что Ник имел в виду. Это было воспоминание о том, что ты много времени провел с этим человеком, давно его знал и отдал ему часть жизни. Это было чувство единения с человеком из прошлого.

Мимо прошли люди с собакой, внимательно посмотрев на них; уже не в первый раз они привлекли чье-то внимание. Когда прохожие отошли, Кармен сказала:

– Знаешь, здесь люди ведут себя не так, как в Лондоне. Это все равно что вернуться на тридцать лет назад. Такое впечатление, что они никогда не видели черного мужчину с белой женщиной.

– Думаю, дело не в этом, – заметил Ник.

– Но в чем?

– Думаю, что они меня узнали.

– Нет! Почему ты так думаешь? Какая глупость. – Она посмотрела вслед людям с собакой. Женщина обернулась и, поймав взгляд Кармен, торопливо отвернулась. – Боже, неужели ты думаешь, что они тебя узнают?

Он пожал плечами, словно говоря: такое приходит с известностью.

– Ты уверен? Неужели твои дела настолько хороши, что тебя действительно узнают на улице?

– Теперь такое случается довольно часто.

– Наверное, это очень странное ощущение.

– Я к нему привык, – сказал Ник. – Часто люди не знают, кто я, они просто вспоминают, что где-то меня видели. Иногда здороваются со мной, приняв за того, с кем они когда-то встречались.