Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шансы такого варианта событий ничтожно малы, но возможны. Во-первых, я не единственная знала его. Он мог бы закрутить роман с дочерью назначенного ему в суде опекуна. Или с дочерью судьи. Или одного из полицейских и криминалистов, причастных к расследованию убийства. Даже репортера, способного еще отлично помнить то дело.
Но вместо них ему попалась я.
И, может быть, увидев нас в эти выходные, Майкл не в первый раз осознал давнюю связь. Несомненно, Джони показывала ему какие-то наши фотографии. К тому же еще ее фамилия… Моя фамилия. Разве не мог он вообще забыть ее? Или просто не задумывался об этом? Момент прозрения мог наступить только через несколько месяцев после их отношений. Они могли поговорить о том, чем я зарабатывала на жизнь, чем занимается Пол. К тому времени как Майкл наконец собрал все сведения воедино, их отношения зашли уже слишком далеко.
Может, все это показывало лишь то, как сильно он полюбил мою Джо. Ведь он не сбежал даже после того как понял, каким ужасным совпадением обременено их знакомство.
И что же? Он приехал в гости, подозревая, что я его узнаю. Но разыграл полное неведение? Он действительно думал, что ложь сойдет ему с рук? Или все эти «смутные воспоминания» – часть нового обмана? Может быть, они стали для него способом безопасного возвращения к правде, чтобы не выглядеть лжецом – в моих глазах или, что более важно для него, в глазах Джони.
Вместо того чтобы признаться во всем одним махом, он признал лишь, что его прошлое скрывалось в тумане. И попросил меня помочь его памяти проясниться. Как только мы полностью восстановим его воспоминания – то есть как только он разыграет возвращение своего прошлого, – то он уже будет вне подозрений. Сможет быть и запомнившимся мне мальчиком, и Майклом. Его ложь Джони может быть объяснена тем, что в детстве ему внушили опекуны. А также тем, что, пройдя через травматический опыт, он подавил некоторые тяжелые воспоминания.
Однако…
Однако остается еще несколько странных фактов. Например, близость тюрьмы Лоры Бишоп и ее досрочное освобождение в момент помолвки.
Хватит уже этих мудрствований. Я взяла свою посуду и отнесла ее в раковину. На кухне еще оставался беспорядок. Я спешно уехала к Муни, и еду тут готовили без меня. Кетчуп так и не убрали в холодильник. Со столешницы не вытерли крошки. Там же лежали ножи, испачканные арахисовым маслом. Только мой сын может смешивать кетчуп с арахисовым маслом.
Мысль о Шоне горестной стрелой пронзила мое сердце. Он готовил себе сэндвич – ну или что там, – потом взял жениха своей сестры в плавание, а там…
И теперь он…
Я не представляю, что с ним. Или где блуждает его дух. Знаю, где его тело, но сознания в нем нет. Я не способна почувствовать его.
Я уже скучаю по нему.
Внезапное и всеобъемлющее страдание быстро сгустилось в ледяную ярость.
Может, если я хочу докопаться до истины, стоит позвонить в полицию прямо сейчас, все объяснить? Может, пора? В конце концов, о чем мне беспокоиться? Если окажется, что это действительно связано с прошлым, все увидят, что дело сводилось к произволу полиции. Принуждению и сокрытию. Использованию уважаемого психотерапевта для придания законности результатам расследования.
Разговоры об этом превратят мою жизнь в хаос. Я не уверена, что смогу справиться с этим снова. СМИ будут преследовать нас повсюду. Вечерние новости о «деле пятнадцатилетней давности»…
Я просто не знаю, смогу ли справиться с этим прямо сейчас. К нам заявятся копы, Джони станет пронзать меня враждебным взглядом, Майкл будет нервничать, но пытаться сотрудничать. И опять же, разве я не проводила с ним сеанс гипнотерапии? Да, используя свои психотерапевтические методы, я пыталась раскрыть прошлое, частью которого была сама. Копы могут получить удачный повод выдвинуть мне обвинение, учитывая мою личную заинтересованность, мое грубое этическое нарушение.
Тогда моей карьере придет конец.
Проходя по кухне, сметая крошки в ладонь и вытирая столешницы, я внезапно полностью осознала, что должна сама довести дело до конца. Если Майкл притворяется, чтобы сохранить лицо, – притворяется, что не помнит, чтобы отгородиться от своей унизительной лжи, – возможно, я смогу помочь ему с этим. Если же, с другой стороны, он участвует в каком-то более грандиозном обмане, я смогу лучше контролировать его, просто ожидая логического завершения его плана.
К тому времени как я, наконец, созрела для такого решения, я уже стояла на верхней площадке лестницы. Пройдя по коридору, я остановилась перед дверью Джони.
– Заходите, – сказал Майкл, услышав мой стук.
Он сидел на кровати, глядя на экран своего телефона. Отложив его, встал.
– Все в порядке?
Я медленно и спокойно вздохнула. И, глядя в глубину его сине-зеленых глаз, предложила:
– Давай попробуем еще раз.
Глава 40
– Я действительно люблю вашу дочь, – сказал Майкл, улегшись на кровать в комнате Джони. – По-моему, она замечательная девушка.
– Да уж, замечательная, – согласилась я, – и успела многое пережить.
Он созерцательно смотрел в потолок. Я передвинула кресло в угол. Это кресло из комнаты Шона. Вчера вечером мы пользовались его комнатой, но сейчас мне не под силу там находиться. Это все, что я пока могла сделать для сохранения хоть какой-то ясности мысли.
Конечно, я не могла не думать о нем. Шон – мой сын. Мой первенец. А теперь он лежит на больничной койке и дышит только благодаря аппарату…
«Но он очнется. Он вернется. Потому что он сильный. Шон всегда был сильным…»
– Джони говорила, что вы с Полом любили немного… Не знаю, как сказать… Может, оторваться? В молодости.
Вопрос Майкла застал меня врасплох.
– Что именно она говорила? – уточнила я, медленно опустившись в кресло.
– Ну, что вы по молодости устраивали крутые вечеринки. Типа на День независимости…
– Сомневаюсь, что я назвала бы их «крутыми вечеринками». У нас иногда собирались несколько соседей на праздники. Но не так уж часто.
– Джони сказала, что впервые выпила на одной из тех вечеринок.
– Да уж, я помню, – проворчала я, положив руки на колени.
– Извините, я просто немного нервничаю.
– Тебе не о чем беспокоиться. Со мной ты в безопасности. – Стандартная фраза. На