— Есть три возможности. По крайней мере, я вижу три возможности, — попыталась я её разговорить. — Первая — её убила я, чтобы избавиться от назойливой журналистки. Вторая — её убили вы, чтобы положить конец мерзкой травле. Третья — её убил некто, кто полагал, что убивает вас, или надеялся, что на вас падёт подозрение. Меня, слава богу, исключили в самом начале…

— Когда, почему и каким образом вас исключили? — перебила она.

— Провели следственный эксперимент на месте преступления. Направление выстрела — мне пришлось бы выскочить на самую середину улицы, пропустить жертву вперёд и только потом выстрелить. В общем, изрядно попотеть. Причём на глазах водителя той самой пропавшей машины.

Жертва ведь не торчала бы как пень посреди улицы и не ждала бы, пока автомобиль уедет.

Дорога здесь прямая, в обе стороны видно далеко.

К тому же собака сообщила, что меня посреди улицы очень давно не было. Чистая правда: я из дому только на машине выезжаю Показания собаки окончательно решили вопрос в мою пользу.

Да и огнестрельного оружия, ни длинноствольного, ни короткоствольного, у меня не было и нет.

Будь у меня длинноствольное огнестрельное оружие, жертва уже давно нюхала бы цветочки со стороны корней, потому что я влепила бы ей хороший заряд в окно в стародавние времена…

Борковская кивнула и подхватила:

— Я тоже отпадаю, по причине алиби, но я могла кого-нибудь нанять, я сейчас подробнее расскажу, голому что здесь и кроется моя проблема. Но у нас есть третья возможность — одураченный убийца, который, вероятно, слышал, как жертва разговаривала с вами по телефону. Он приехал пораньше, подождал в укрытии, а потом выстрелил. Тут много укромных местечек, где легко спрятаться. Но этой версии противоречит то, что вы уже сказали. Что с водителем машины?

Если бы она пришла пешком, одна…

— Насчёт «пешком» можете выбросить из головы окончательно и бесповоротно, — перебила я. — По воздуху она летать не умела, а собака была категорична, и я ей верю.

— Я тоже. Но, простите, мы с вами говорим сплошные глупости. Если её сюда привезли на машине, а именно в этом я хотела убедиться, то на роль убийцы годится лишь один человек — водитель этой машины. И больше никто…

Мысли у меня в голове так и замельтешили.

Невинный случайный свидетель давно бы уже объявился. Впрочем, нет, ничего подобного, он сидел бы тише воды, ниже травы из страха, что убийство пришьют ему. Чепуха, он отреагировал бы уже в первый момент, машинально. Пассажирка вышла из машины, раздался звук выстрела, баба падает на землю, а он что? Спокойно уезжает? Да черт с ним, с выстрелом, пусть ничего не было слышно, но женщина-то упала! А если это сердечный приступ или эпилепсия?! Нет, не мог человек просто так уехать…

— Остаётся вопрос, кто этот водитель, — продолжала Борковская. — Убийца, которого наняла я, или тот самый таинственный некто, о котором мы ничего не знаем. Покойница, если принять во внимание её активность, могла сидеть в печёнках не только у меня…

— Хотя бы у соседей, — подсказала я. — Но соседи убили бы эту гадюку поздней весной или летом, а не осенью, когда все окна закрыты.

Люди не настолько злопамятны и трудолюбивы, чтобы выслеживать её все лето.

— Поэтому я очень хочу знать, кто сидел за рулём. Если этот вопрос не решится, на мне до конца дней моих будет висеть подозрение в убийстве.

— Блондинка… — вслух рассуждала я. — Анекдоты анекдотами, но ведь невозможно, чтобы даже самая глупая блондинка в мире… Да что я говорю, это наверняка был мужик в парике!

Хотя нет, глупость: если жертва с ним вместе ехала, то они что, договорились, что он будет изображать блондинку? Кому это нужно?

— Изучить, что делала жертва до момента убийства, с кем она села в машину, — задача полиции, — сердито сказала Борковская. — Но у меня лично есть кое-какие подозрения, которые кажутся мне настолько бессмысленными, что я даже не знаю, что с ними делать. Я себя чувствую полной дурой, даже когда пытаюсь облечь их в слова. Это просто невозможно!

— Ничего страшного, высказывайтесь. Если в ваших подозрениях действительно нет смысла, я буду молчать как камень.

Борковская колебалась.

— Понимаете, я могу быть предвзятой…

Человек, сидевший за рулём, знал, кого везёт. Он видел эту женщину вблизи, разговаривал с ней лицом к лицу. Но если он охотился за мной, то должен был понять, что она — не я.

— А так как он отлично знал, что она — не вы, то специально укокошил её, чтобы подозрение пало на вас, — резюмировала я. — Достойный финал всей это травле. Что скажете?

Борковская досадливо отмахнулась:

— Да согласна я! Убийца мог бросить на меня подозрение, а мог наплевать на меня и просто избавиться от той. А может, решил убить одним выстрелом двух зайцев. Но кто он?!

— Или ваш враг, или её.

— Но она ведь не села бы в машину к своему врагу? Значит, враг мой…

— А у вас есть враг? — оживилась я. — Кого вы подозреваете?

Борковская молчала.

— Мне казалось, что у меня был враг, но это уже в прошлом, — наконец неохотно призналась она. — Мне мерещится что-то уж совершенно необъяснимое… Надо все обдумать. Давайте вернёмся к нашему разговору. Вы уже три раза сказали нечто странное: о вашем «акустическом» знакомстве с убитой, о соседях и о том, что готовы были выстрелить ей в окно. Что это значит? Я не поняла.

— Я раньше жила в одном дворе с убитой, и мои окна были ровно напротив её окон. Ночами она обожала на всю громкость включать то, что некоторые считают музыкой.

Борковская продолжала вопросительно смотреть на меня, и я поведала ей о собственных муках и страданиях, о терзаниях соседей, о наших подозрениях, что молодая дама завела ухажёра в местном отделении полиции, который предупреждал её о приближении патрульной машины, чтобы она успела свернуть свою акустическую оргию.

Борковская слушала меня так, словно моими устами пели ангелы.

— Где это было? — спросила она взволнованно. — Где вы жили?

Ничего секретного в своём прошлом месте жительства я не видела и охотно назвала.

— А там.., как бы это сформулировать?..

Там было несколько входов?

— Там были одни только входы. С четырех сторон света. Минутку, дайте вспомнить. Нет, все верно, с четырех. Если бы кто-нибудь хотел убежать, он мог бы бежать как минимум в пяти направлениях. Я иногда жалела, что я не преступница, потому что такое замечательное место зря пропадало.

Глаза Борковской сияли, а в моей душе крепли ростки подозрений. Эта баба знала куда больше, чем говорила, да ещё мой прошлый дом её заинтересовал. Что же такое там, черт побери, творилось, ведь я жила напротив, а ведать ничего не ведаю.