в ней глубокие корни. Предначертано ли мне искоренить зло или расколоться на щепы пустой борьбы?

(из неотправленного письма Юджина Замена, отмеченного родовым знаком Пинь-Инь)* (китайское название женьшеня)

Сознание возвращалось с неторопливостью опытного мучителя. Медленно, нерв за нервом оживало тело. Иглами озноба отзывалась каждая клетка, каждый миллиметр кожи. Огнем вновь обретенной чувствительности горели пальцы, свинцовой тяжестью наливались веки. Нехотя, с трудом толкая поршни, подобно двигателю с заставшей смазкой, возобновляло кровоток сердце. Доктор Себастиан Керн, определенно, был жив, но чувствовал себя настолько плохо, что предпочел бы вечный сон лежанию на чем-то жестком в душной чернильной темноте. Не успел Бас разлепить ссохшиеся губы и выдавить из непослушной гортани звук, как чьи-то руки приподняли его голову и приложили ко рту бутылку с водой. Жадные глотки набатом отдавались в висках, громом разрывая окружающую тишину.

— Ты во всем такой ненасытный? — низкий грудной голос Полин раздался у самого уха, когда бутылка опустела наполовину.

— Реанимировала, чтобы проверить? — хриплый смешок отозвался в горле режущей болью.

Превозмогая слабость и открывая глаза, Бастиан сел. Темнота нехотя уступила серому сумраку, прореженному тонкими лучами света, проникающими через щели в стенах и дыры в брезентовой ширме, занавешивающей вход.

«На особняк графа не похоже», — мужчина попытался оглядеться. Мир перед глазами поплыл и закачался, тело повело, заваливая на бок. От падения остановила сидящая рядом Полин. Уронив голову на женские колени, Керн уставился в устремленные на него темные глаза.

— Удобно? — с издевкой поинтересовалась Повилика, какой-то грязной тряпкой вытирая со лба мужчины проступившую испарину.

— Почему?.. — он хотел спросить: «Почему я жив?», но сил едва хватило на короткое слово.

— Ты симпатичнее Томаса, — пожала плечами Полин.

«Томаса?» — вероятно, удивление на лице Бастиана было заметно даже в окружающем полумраке. Не пытая его муками угадывания, девушка пояснила:

— Пилота. За несколько месяцев до твоего сердца я ему самолетик набила. Вот тут, — смуглая ладонь соскользнула со лба Керна, кончики пальцев очертили скулу и подбородок, игриво пробежали по шее, обрисовывая линию ключиц и замерли на груди.

Бас улыбнулся — навыки соблазнения мадемуазель Макеба за тридцать лет плена определенно не утратила, вот только телу доктора требовалось для начала пополнить запас электролитов, а уже после задумываться о подъеме либидо. «Томас» — имя свербело на задворках сознания, отвлекая от боли в мышцах. Неторопливо из глубин памяти по словам и фразам выплывал, собираясь в единое, ночной телефонный звонок и адресат из Полинезии.

— Том Хаан, летчик?

Получив утвердительный кивок, Бастиан вспомнил странную тень, заслонившую солнце, когда сознание меркло в отравленном теле, и гул самолетных винтов, сливающийся с лихорадочным стуком умирающего сердца.

— Прилетел по координатам? — пазл собрался, логика доктора Керна выстроила полную картину.

— Ага, — черные кудри взметнулись, вплетаясь в окружающий полумрак, наполняя влажный воздух тяжелым ароматом цветущих роз. — Притащил нас в контрабандистский схрон без удобств. Хорошо хоть водой снабдил, а то здесь кроме контрафактного алкоголя и пить нечего.

Только теперь Бас заметил стоящие рядами вдоль стен ящики с бутылками. Мимолетная улыбка тронула бледные губы мужчины.

— Радостно очнуться на полу посреди горы бухла? — Полин не особенно нежно подтолкнула лежащего коленом в спину, заставляя сесть, и протянула наполовину пустую бутылку минералки.

— Почему я жив? — повторил вопрос Керн, с шумным удовольствием допивая остатки воды и ощущая, как боль в теле уступает место привычным ощущениям и естественным физиологическим потребностям.

— Я уже ответила, — Повилика резко поднялась, протягивая ему руку, раздраженно повела плечами, точно отвергая неуместную слабость, а затем, отведя глаза и быстро тараторя, выдала, — мой господин мертв, а ты, несмотря на поцелуй, им не стал, хотя в тюрьме я решила иначе. Но летчик так откровенно пялился на меня всю дорогу и весьма недвусмысленно лапал за задницу, помогая залезать в кабину, что я ощутила свободу. Проклятие снято — Повилики больше не привязаны к единственному мужчине и не обязаны быть с ним до последних выпитых соков. Так что соблазн бросить использованного и подыхающего и улететь с новым, хоть старым, но бодрым был весьма велик. Но, считай, что во мне проснулась человеческая совесть.

Девушка резко вырвала ладонь, которую Бас, встав на ноги, все еще держал. Шумно выдохнув, развернувшись на пятках, Полин стремительно откинула в сторону занавешивающую вход брезентину. В контровом свете дверного проема больничная сорочка стала почти прозрачной, не скрывая изгибов ладной девичьей фигуры.

— Человеческая половина взяла верх над паразитической растительной? — медленно, не доверяя до конца воскрешенному телу, Бастиан подошел вплотную.

— Вроде того, — хмыкнула Полин, не оборачиваясь. — Ты меня нашел. Спас. Правда тянул с этим тридцать лет, но тут сама виновата — дала тебе призвание сильнее прочих чувств.

— Я помнил о тебе все эти годы, — рука с татуировкой обвитого плющом сердца на предплечье легла на тонкую талию, огладила крутой склон бедра, скользнула вперед, замерев на подрагивающем в такт дыханию животе.

— Такая верность стоит родовой магии, — низкий голос опутывал мрачной болью, как ткань похоронных саванов. — За твою жизнь я отдала все, что осталось от моей нерожденной дочери. Надеюсь, не пожалею.

— Ты всегда можешь выпить меня без остатка, — короткий смешок коснулся растрепанных кудрей, согрел шею теплым дыханием. Бас прильнул вплотную, замыкая объятия.

— Серьезно? Ты настолько самоубийственно влюблен? — Полин усмехнулась громко, горько выплевывая слова. — Ты, вроде, разумный человек, доктор Себастиан Керн. Хочешь сказать, что всю жизнь любил укуренную татуировщицу из клуба, которую и видел-то дважды?! Неужто ни одна баба не смогла затмить идиотское подростковое влечение? Тебе что, не везло на женщин? Или я перестаралась с тату и все желания ушли в профессиональный рост? Ты знаешь кто я. Видел на что способна и сам лезешь в убийственные путы!

Она попыталась вырваться, но объятия Баса были сильны. Медленно, настойчиво превозмогая сопротивление Повилики, мужчина развернул ее к себе лицом:

— Посмотри на меня, Полин Макеба, Белая роза из рода Повилик. Ты — сон, который я видел все эти годы. Ты — мечта, которой я бредил изо дня в день. И я буду последним дураком, если не воспользуюсь шансом.

— Шансом сбредить на почве любви к плотоядным растениям? — в темных глазах заплясали знакомые огоньки.

— Шансом понять, что такое любовь, — серые смотрели серьезно, не мигая, с каждым мгновением приближаясь, затягивая в бездну расширяющихся зрачков.

— Я плохой знаток в вопросах любви, малыш, — с улыбкой пухлые карминовые губы почти коснулись потрескавшихся бледных мужских.

— Цыц, мелкая! Теперь я старше! — указательный палец со сломанным в бегстве ногтем повелительно призвал к молчанию.

— Ты скинул лет десять, так что….

Поцелуй, обрывающий фразу, говорящий громче