Майор уже и сам понял, что его настойчивость по меньшей мере неуместна.

– Спокойной ночи! – он поклонился Светлане. – Если будет чего нужно, обращайтесь в любое время!

– Спокойной ночи, Дмитрий Ильич, – бесцветно проговорила она, и движениями, и голосом напоминая сомнамбулу. – Спасибо вам за всё!

– Чего уж там, – махнул он рукой и осторожно прикрыл за собой дверь.

Ян, позднее разместившийся на диване напротив крепко спящей за ширмой Светланы, всю ночь подскакивал на каждый шорох, хотя и знал, что до утра она не проснётся.

Утром он-таки не углядел её пробуждение. Устал бдеть и на рассвете провалился в сон, как в омут. Проснулся уже от запаха картошки, которую Светлана жарила к завтраку.

– Куда это ты собралась? – удивился он – Светлана была одета в строгий деловой костюм.

– Схожу в школу. Не сидеть же целый день без дела! – она была собрана и внешне спокойна, только необычайно бледна, будто, умываясь утром, смыла с лица все краски.

– А я – в институт. К любимому профессору Подорожанскому разговор есть. Третий день тяну кота за хвост, а понимаю, что дело само собой всё равно не решится… Слушай, Светлана, если хочешь, я могу пока пожить у тебя…

– Боишься, что я в одиночестве могу умом тронуться? – она вздохнула. – Не бойся, милый братик, мы – которые из многодетных семей – знаешь, какие живучие?! И потом, вспомни математику: минус, помноженный на минус…

– Дает плюс?

– Вот именно. Всё равно мне самой надо привыкать жить без Коли. Да и о будущей жизни пора подумать. Я ведь, как ни странно, этого раньше не делала. Работа есть – и ладно! Муж есть – и ладно! Хлеб есть… Словом, плыла по течению и была рада всему, что это течение ко мне прибивало. Может, оттого осторожность потеряла. Считала, что и всегда у меня всё будет ладно да складно, без особых забот. А может, где-то есть другая жизнь? И люди, которые по-другому думают?

Ян пожал плечами.

– В последнее время мне тоже кое о чём думать приходится и, знаешь ли, я тоже не всегда ответы на свои вопросы нахожу!

– Ты прав, я к тому же и эгоистка. Ни разу не спросила тебя, как живёшь… Девушку-то себе нашёл?

– Кажется, нашёл!

– Кажется или нашёл?

– Не придирайся, Светка, я только три дня назад с нею познакомился.

– Тогда приходите вместе ко мне в гости. И надолго визит не откладывай… Такое чувство, будто мои неприятности на этом не кончились, понимаешь? Будто кто-то где-то сидит и ворожит… на мою смерть!

Ян вздрогнул.

– Что ты, Светка, опомнись! Советская учительница и вдруг… ворожит! Само это слово в твоих устах диким кажется!

Ее лицо исказила гримаса, как если бы она попыталась улыбнуться и не смогла.

– Не обращай внимания, Янек, и вправду нервы расшатались. Может, мне сегодня на ночь бром выпить, как Коля советовал? – Она опять тяжело вздохнула.

"А если это моё внушение на неё так действует? – в смятении подумал Ян. – На ночь я вроде у неё напряжение снимаю, а днем организм опять своё набирает?" Так ничего и не решив, он согласно кивнул.

– Пожалуй, и вправду, матушка, выпей-ка ты на ночь брому!

У дверей подъезда они расстались, каждый пошёл в свою сторону. Однако разговор со Светланой никак не шёл у Яна из головы, хотя он старался о нём забыть. Ворожба! Нашла, о чём думать! Ян всегда любил сказки: ведьмы там всякие, вурдалаки, обо всём этом можно слушать долгими зимними вечерами, но верить в них… Когда-то судьба столкнула его с человеком, который считал себя магистром чёрной магии, могущественным колдуном. И где он теперь? Небось, и кости его истлели. А может, и сейчас ещё случающиеся в его бывшем замке шорохи и скрипы, которые есть не что иное, как естественное оседание стен или работа древоточцев, кто-то принимает за его шаги…

Вот магнетизм – это другое дело! Ничего потустороннего в нём нет. Просто наука не может дать ему объяснение. Да и прибора для его измерения ученые пока не придумали. Может, он, Поплавский, придумает. Для этого, конечно, специальные знания нужны, но можно и в университет поступить. Не грех поучиться, раз дело того требует!

Он хотел было зайти к Татьяне, но решил заняться прежде делами менее приятными, хорошее оставить на потом. Для начала посетить, например, кафедру хирургии и найти любимого профессора. Для серьезного разговора. Стыдно столько дней носить камень за пазухой!

На кафедре, очевидно, появился новый преподаватель. Он разговаривал с лаборанткой – наверняка дамский угодник! Ян видел лишь твердый подбородок с ямочкой, выглядывающий из-под белоснежного халата, новенький, с иголочки, костюм и какие-то необыкновенно модные коричневые ботинки.

– Простите, – Ян остановился в дверях, – могу я видеть профессора Подорожанского?

– Когда тебя не узнают люди случайные – это понятно, – сказал незнакомец странно знакомым голосом, – но когда не узнает любимый ученик, это огорчает.

Он оглушительно захохотал и повернулся к Яну лицом мало узнаваемым и неправдоподобно молодым.

"У него изменился даже смех!" – подумал Ян, а вслух спросил:

– Вы часом не влюбились, Алексей Алексеевич?

– Ну вот, – шутливо огорчился Подорожанский, – ты всё испортил. Где твоё: "Профессор, вы помолодели на двадцать лет!" Или: "Профессор, а где же ваша борода?" На эти вопросы у меня хоть ответы заготовлены, а на твой…

– Скажите, Алексей Алексеевич, вы верите в ведьм? В то, что они есть на свете? – спросил он совсем не то, что хотел. Вопрос сам сорвался у него с языка. – Не обязательно те, что летают на метле. А те, что ворожат на смерть, неужели есть?

– Конечно, есть! – выдвинулась из-за плеча профессора лаборантка Верочка, любимица студентов и врачей. – Мою тетю, например, одна ведьма держала как бы в плену целых три года – заставляла ей прислуживать. Бывало, зайдет к ней в комнату, вроде мимоходом, скажет: "Лидочка, могу я попросить вас заглянуть ко мне на минуточку?" Та зайдёт, а назад вернуться не может: моет у неё, убирает, обед готовит и ни копеечки за это не получает. Пока надобность в ней не отпадёт, ни за что домой не вернётся! Пошла я с тетей к одной ведунье, а она и говорит: "Нужно как-то исхитриться, её фотографию достать". Пошла я с тетей Лидой, вроде помогать, да фотографию у неё из альбома потихоньку и украла. Боялась, сил нет, а тетю ещё пуще жалко было! Принесли мы фотографию ведунье. Она как глянула, побледнела, крестится на все стороны и говорит: "Не возьмусь я за ваше дело, хоть озолотите! Ведьма эта такую злую силу имеет, что может и меня, и детей моих жизни лишить!" Мы у неё в ногах валялись, Христом-Богом просили – ни в какую! Наконец сжалилась: "Есть, – говорит, – один древний способ, ещё моя прабабка его знала. Я сама ворожить не стану, а ты можешь попробовать. Надо взять эту фотографию, пойти на кладбище к человеку, который при жизни тебя больше всех любил, сунуть её под могильный холмик и попросить у него помощи". Тетка так и сделала. Пошла на могилу к любимой бабушке, которая при жизни в ней души не чаяла, на колени перед могилой упала и плачет, слезами заливается: "Бабушка миленькая, спаси свою внучку, пропадаю насовсем! Иссушила меня ведьма, измучила, душу мою пьёт, никакого житья от неё нет!"