Потом он улыбнулся. Сонной, ленивой, обкуренной улыбкой.

Но для меня, после волны эйфории, последовал резкий откат. У меня никогда не было такого внезапного упадка сил. Мои колени болели, джинсы были влажными.

– Черт. Черт, я не знаю, что произошло. Черт. Я просто… Я так опустошен. – Это была неправда. Да, я был под кайфом. Но я никогда в жизни не ощущал себя более трезвым. И в то же время никогда не чувствовал себя более живым – наэлектризованным, подключенным – так много всего одновременно я чувствовал.

– Дружище, – обратился он с улыбкой. – Ни о чем не переживай. Мы напились и обкурились. – Он жестом показал на нас и пожал плечами. – И не похоже, что нас кто-то видел.

Я не мог поверить, что он отнесется к этому так спокойно. Но, может, в глубине души я столкнулся с этим, с этой его стороной. Однажды в колледже я услышал, как кто-то назвал его «всеядным»; интересно, что это значило.

– Никому не говори, – сказал я ему. От страха у меня вдруг резко закружилась голова. – Послушай, ты не понимаешь. Это… это должно остаться только между нами. Если это каким-то образом всплывет… послушай, мой отец, он не поймет. – Мысль о том, что он может узнать, была как удар под дых, мне стало дурно. Я представил его лицо, его голос. До сих пор помню его слова, когда сказал, что не хочу такой подарок на день рождения: Что с тобой не так, сынок? Ты что, педик? Это отвращение, сквозившее в его голосе.

Он действительно убьет меня, подумал я. Если начнет подозревать.

Скорее всего, он предпочтет убить, чем иметь какого-то не такого сына. По меньшей мере, он лишит меня наследства. И хотя я не понимал, как именно отношусь к его деньгам, но все же не был готов от них отказаться.

После Амстердама я думал, что никогда в жизни не захочу увидеть Бенджамина Дэниелса. После университета мы отдалились друг от друга. У меня была целая вереница подружек. Почти на десять лет я уехал в Штаты. Да, там была пара парней: я чувствовал себя свободным – даже если мне порой и казалось, что я слышу в голове голос своего отца. Но ничего серьезного ни с кем не было.

Это не значит, что позже я не вспоминал ту ночь. Она прочно поселилась в моих мыслях, как бы я ни старался забыть. А потом, через десять лет: имейл от Бена. Это какой-то знак, то, что он вот так, ни с того, ни с сего связался со мной. Не могло же все оказаться просто случайной встречей.

Однако после того ужина на террасе, после того, как он так впечатлил папу, он не захотел встречаться со мной. Ради бога, у него было время для консьержки, но не для меня – его старого друга. Он устроился здесь практически бесплатно. Взял то, что ему было необходимо, а затем сбежал. Меня использовали. Вспоминая, каким он был проворным, хитрым, мне тоже становилось немного страшно, хотя я и не мог понять почему. В конце концов мне захотелось, чтобы он убрался отсюда. Мне хотелось забрать свое приглашение обратно. Но я не знал, как это сделать – как отменить его. Он знал слишком многое. Знал столько всего, что мог использовать информацию против меня. Нужно было найти другой способ заставить его уехать.

Должно быть, таймер компьютерной заставки истек; экран аймака потемнел. Это не имеет значения. Я все еще вижу это изображение. Оно преследует меня уже больше десяти лет.

Я думаю о том, как прошлой ночью чуть не поцеловал его сестру. Внезапное, шокирующее, удивительное сходство с ним, когда она просто хмурилась или смеялась. И сходство момента: тишина, темнота. Мы вдвоем на мгновение оторвались от остального мира.

Той ночью в Амстердаме. Это была худшая, самая постыдная вещь в моей жизни.

Кроме того, это было лучшее, что когда-либо случалось со мной. Во всяком случае, так я привык думать. Пока он не приехал и не остался.

ДЖЕСС

Я просыпаюсь в темноте. В груди тяжесть, неприятный привкус во рту, язык тяжелый, будто он мне не принадлежит. Память отшибло напрочь – сплошная пустота. Что случилось? Непроглядная черная дыра вместо воспоминаний.

Я шарю вокруг, пытаясь понять, где нахожусь. Кажется, лежу на кровати. На какой кровати? Чьей?

Черт. Что же со мной произошло?

Постепенно вспоминаю: вечеринка. Этот отвратительный напиток. Вампир Виктор.

И тут я вижу кое-что знакомое. Несколько маленьких зеленых цифр, светящихся в темноте. Это будильник Бена. Каким-то образом я снова здесь, в квартире. Смотрю на цифры и моргаю. 17:38. Но это невозможно. Это же вторая половина дня. Это значит, что я проспала – господи – целый день.

Я пытаюсь сесть. Теперь я вижу два огромных светящихся глаза с узкими зрачками. На мне сидит кот – так вот что за тяжесть на моей груди. Маленькими дротиками он начинает вонзать свои когти в мое горло. Я отталкиваю его: он спрыгивает с кровати. Оглядываю себя сверху донизу. Слава богу, я в одежде. И в голове обрывками всплывает: сюда меня привел Виктор после того, как я потеряла сознание в квартире Мими. Он не хищник, насилующий на свиданиях, как я подумала про него. На самом деле он мог испугаться моего состояния – и побыстрее смыться. И все же он поступил порядочно, хотя бы попытался помочь.

Проблеск воспоминания. Прошлой ночью я кое-что нашла. Что-то важное. Но поначалу все произошедшее всплывает лишь смутными разрозненными фрагментами. Многих частей недостает, в пазле зияют пустоты. Я понимаю, что мои сны были действительно странными. Вспоминается образ Бена, кричащего на меня, но я не могла разглядеть его лицо ясно; стекло было матовым, искривленным. Он пытался предупредить меня о чем-то, но я не расслышала, что он говорил. А потом вдруг я отчетливо увидела его лицо, но это было намного страшнее. Потому что у него не было глаз. Кто-то их выцарапал.

И теперь я вспоминаю картины под кроватью Мими. Бог мой. Именно их я обнаружила прошлой ночью. Эти порезы на холсте, будто она разорвала их в каком-то безумии. Прорези, дыры на месте глаз. И футболка Бена, в которую они завернуты.

Я выдергиваю себя из кровати, и, спотыкаясь, пробираюсь в гостиную. В голове стучит. Может, я и невысокая, но чувствительность к алкоголю у меня не низкая – от одной рюмки меня так не вырубает. Может, это был не Виктор, но я почти уверена в одном: кто-то довел меня до такого состояния.

Раздается громкая трель, такая громкая, что я подпрыгиваю. Мой телефон. На экране высвечивается имя Тео.

Поднимаю трубку:

– Алло?

– Я знаю, что это за карточка. – Никаких деликатностей, никаких предисловий.

– Что? – переспрашиваю я. – О чем речь?

– Визитка, которую ты мне дала. Я знаю, что это. Слушай, не могли бы мы встретиться в семь? То есть – через полчаса? Станция метро «Пале Руаяль»; оттуда дойдем пешком. Да, и постарайся одеться понаряднее.

– Я не…

Но он уже повесил трубку.

МИМИ

Четвертый этаж

Я подмешала это вещество прошлой ночью ей в напиток. Это оказалось так просто. Там был кетамин, я раздобыла немного, высыпала порошок в ее стакан, пока он не растворился, и попросила одного из друзей Камиллы дать его этой англичанке с рыжими волосами. Казалось, он не прочь оказать мне услугу: на вид она была довольно хорошенькая. Я должна была это сделать. Нельзя было допустить, чтобы она там оказалась. Но это не значит, что я не чувствую вины. Я всю жизнь осторожничала с наркотиками – разве что кроме той ночи в парке. А потом дать наркотики другому без его согласия. Это было не круто. Она не виновата, что допустила ошибку, придя в это место. Это самое ужасное. Возможно, она даже неплохой человек.