– Эй, Клодетта! – прорычала Жанетта накануне бала. – Ты заметила, что все приобретает смысл?

Прежде чем я успела ответить, Мирабелла, выскочившая из туалета, схватила блокнот, в котором Жанетта делала домашние задания. По коридору, словно опавшие листья, полетели, кружась, страницы.

– А как у тебя, Мирабелла? – вежливо спросила Жанетта, подбирая с пола ластики. Она единственная, кто общался с Мирабеллой. С высоты своего положения Жанетта могла себе позволить разговаривать с отщепенкой. – В твоей жизни появился хоть какой-нибудь смысл?

Взвизгнув, Мирабелла набросилась на нас и стала царапаться. Ее когти оставляли на наших ногах кровавые борозды. Потом она упала на каменный пол и начала кататься по аккуратно исписанным листкам. Сквозь высокие дырчатые окна в коридор падали мелкие жемчужинки света.

Жанетта нахмурилась:

– Ты, Мирабелла, у нас самая отсталая. Обычно в голове проясняется к двенадцатому месяцу, не позднее.

Я заметила, что Жанетта запнулась на слове «отсталая». Она никогда не избавится от нашего акцента, злорадно подумала я. И каждое слово будет выдавать ее происхождение.

– Клодетта, помоги мне, пожалуйста, убрать за Мирабеллой, – попросила Жанетта и взвизгнула от боли.

Мирабелла вцепилась зубами ей в лодыжку и пыталась затащить в туалет.

Но я молча пошла дальше по коридору. У меня оставалось четыре часа, чтобы отточить сосалито. Я беспокоилась только за себя. На этой стадии мне было уже безразлично, что подумает стая.

Ровно в семь часов сестра Игнасия, дунув в свисток, повела нас на бал. Монахини превратили дом священника в довольно-таки странное место. Там появились красные и серебристые воздушные шары. С карнизов свисали черные ленты, цепляясь за наши волосы, словно летучие мыши. За окном светила круглая желтая луна. Нас ждали вой саксофона, розовая газировка и наши братья.

Они больше не пахли нашими братьями. От них несло помадой для волос и холодным стерильным по́том. Выглядели они как маленькие мальчики. Им вымыли уши и заставили надеть грубые хлопчатобумажные штаны на подтяжках. Кайл всегда был бесстрашным заводилой и вожаком – он запросто перекусывал гремучих змей, наводил ужас на барсуков и выхватывал из пасти у медведей живую форель. Сейчас же он стоял рядом с миской, где пузырилась газировка, и выглядел совершенно потерянным.

– Прекрасная погода, не правда ли? – прорычала я.

– Ддаа, – прорычал в ответ Кайл. – Теперь уже больше похоже на Рождество.

Вокруг все девочки и мальчики, воспитанные волками, вели те же самые разговоры. Зима была теплой и бесснежной, но утром начался ливень с градом, который преждевременно унес сестру Жозефину в могилу. Мы дошли только до седьмого раздела: «Светские разговоры» и еще не выучили лексику для раздела 12: «Как тактично говорить о несчастьях». Вместо этого мы щеголяли в розовых карнавальных шляпах и ели оливки на палочках, привыкая к тому, что было противно нашему естеству.

Монахини зачесали нам волосы назад, соорудив высокие пышные прически. Так мы больше походили на человеческих девочек, не склонных есть людей. Так же, как белки не выглядят заурядными грызунами благодаря своим роскошным хвостам. На мне было белое кисейное платье в оранжевый горошек. У Жанетты было лиловое кисейное платье в голубой горошек. Линетта щеголяла в красном кисейном платье в белый горошек. Мирабеллу обрядили в пончо и темную юбку-брюки, приклеенную липкой лентой к коленям, и надели намордник. Монахини нашили на него маленькие колечки, чтобы он казался наряднее. Но музыканты из Западной Тувумбы все равно нервно косились в ее сторону.

– Ты пахнешь просто потрясааающе! – заявил Кайл, чуть подвывая, и покраснел. – Я хочу сказать…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – огрызнулась я.

Здесь я немного лукавлю, потому что мне понадобились многие месяцы, чтобы научиться огрызаться уже по-человечески. Ничего потрясающего в моем запахе не было. Утром я натерлась тыквенным кексом, чтобы замаскировать свой естественный звериный запах. Сейчас от меня пахло, как от человеческой девочки, которую легко убить. Я сузила глаза и прижала уши, чего не делала уже несколько месяцев. Кайл в панике пытался вспомнить слова, которые заставят меня вести себя по-человечески. Меня бросило в жар, в покрасневших глазах заблестели слезы. «Наногахтуфли!» – мысленно рявкнула я и попыталась начать снова.

– Прекрасная погода…

Тут зазвучала музыка.

– Танцуем сосалито! – объявила сестра Мария в микрофон. – Девочки приглашают мальчиков!

Она включила большой прожектор и направила свет в центр зала.

Ах ты, черт. Я попыталась спрятаться под пончо Мирабеллы, но Кайл вытолкнул меня в луч прожектора.

– Нет, – простонала я. – Нееееееет!

Внезапно я забыла все движения и начала в отчаянии крутить задом. То, чему я долго училась в приюте святой Люсии, куда-то исчезло, и я снова превратилась в испуганного зверя. Мои ноги сами по себе освободились от туфель. «Рот на замке», – прошептала я, глядя на свои босые ступни.

– Танцуем сосалито! – воскликнула сестра Мария. – Но сосалито не имеет ничего общего с тем, что ты сейчас делаешь.

На лбу у меня появилась испарина. Рот раскрылся, и оттуда вывалился язык. Какие там шаги? Я покосилась на Жанетту – она поможет, подскажет… Жанетта сидела в углу, потягивая через соломинку газировку и наблюдая за моими жалкими попытками. Я умоляюще посмотрела на нее. Таким же взглядом я раньше выпрашивала у нее вкусные косточки.

– Какие там шаги? – беззвучно шевельнула губами я. – Шаги!

– Шаги? – широко и совершенно по-волчьи улыбнулась Жанетта и стала похожа на нашу мать. – А пошла ты…

Закинув голову, я в отчаянии завыла. Сейчас я потеряю все свои баллы и с треском провалю танцевальный экзамен. Но вместо того, чтобы тяжело вздохнуть, я громко пустила ветры. Потом рухнула на пол, и юбка задралась мне на голову. Перехватив мой взгляд, взывающий о помощи, Мирабелла прогрызла намордник и, накрыв меня своим маленьким телом, стала лаять на невидимых врагов.

– Ужас! – завопила сестра Мария и быстро выключила прожектор.

Музыка затихла. Никого в жизни я не любила так, как сейчас свою маленькую сестру. Я была готова облизать ей уши или убить дюжину пятнистых оленят и отдать их ей. Но все смотрели на меня и ждали, что я буду делать.

– Кто тебя просил? – проворчала я из-под Мирабеллы. – Мне не нужна твоя помощь. Ты испортила танец! Ты вообще испортила нам бал! – громко добавила я, надеясь, что меня услышат монахини.

– Ты испортила нам бал! – хором возопили окружившие нас дебютантки. – Мирабелла все испортила!

Вытаращив глаза, они чесались под своими платьями в горошек, а с подбородков у них капала газировка. Стая уже давно ждала этого момента.

– Мирабелла совсем безнадежная! Отправьте ее обратно в лес!