– Нужно чтобы твои ноги оказались выше головы, – отчитывает меня она, когда я спускаюсь с лестницы.

– Но ты сказала, что нельзя менять позу, нужно держать тело прямым, поэтому я подумала… – начинаю я, но останавливаюсь, понимая, что мне ее не переспорить. В последние дни у Астрид плохое настроение, она срывается на любую мою фразу, ругает меня за действия, которые ее устраивали всего пару дней назад. Глядя на то, как кривятся ее губы, я думаю: может, она до сих пор злится на меня за то, что ее отстранили от выступлений? Она вроде бы простила меня неделю назад, но теперь я уже не уверена.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

Она открывает рот, как будто хочет что-то сказать.

– Ничего, – отвечает она, наконец, но мне не кажется, что она говорит это искренне.

– Астрид, пожалуйста, – настаиваю я. – Если что-то не так, может, я смогу помочь.

Она улыбается, но в ее глазах нет счастья.

– Если бы ты могла, – говорит она, а затем уходит и начинает подниматься по лестнице.

Значит, что-то действительно не так, думаю я, понимая, что лучше не напирать.

– Мы продолжим репетицию? – спрашиваю я, боясь услышать ответ.

Но она качает головой.

– На сегодня все.

Она забирается на площадку, берет перекладину и прыгает без предупреждения. Она не может выступать, но это не помешает ей летать в другое время, быстрее и яростнее, чем когда-либо. Сейчас она работает без ловитора, взлетает, едва касаясь грифа, и то, что я вижу перед собой, кажется невозможным.

Я иду по тренировочному залу к Петру, который прервался, чтобы посмотреть на Астрид.

– Мы должны остановить ее, – говорю я. – Она же так убьется.

Но в его глазах – смесь восторга и бессилия, он уже смирился.

– Я не могу остановить это великолепие, не могу не дать ей быть той, кем она является.

– Это не великолепие – это самоубийство, – возражаю я, удивляясь, как я осмелилась говорить с ним так решительно.

Петр странно смотрит на меня.

– Астрид не убьет себя. В ее жизни слишком много того, ради чего стоит жить. – В его голосе слышно беспокойство. Возможно, он знает, почему Астрид в таком настроении. Но он уходит до того, как я успеваю спросить.

Бросив последний взволнованный взгляд на Астрид, я надеваю юбку с запахом и блузку поверх тренировочного трико. Ухожу из шатра и иду по территории цирка. Сейчас позднее утро воскресенья, с тех пор, как мы приехали в Тьер, прошло чуть больше недели, и я хочу покормить Тео сама и провести с ним как можно больше времени перед тем, как он заснет. Рядом с железнодорожными путями остановился грузовик с водой, и люди спешат наполнить свои ведра, столпившись позади него. По цирку тут и там можно увидеть ведра: для мытья, питья и других дел. Впервые заметив два ведра с моим именем, стоящие в ряду ведер, которые скоро наполнят, в Дармштадте, я поняла, что теперь я действительно часть цирка.

Я наполняю свои ведра, одно для мытья, другое для питьевой воды и несу их в поезд: так хочется переодеться и обнять Тео. Я поднимаюсь по ступенькам в вагон, стараясь не пролить воду. В спальном вагоне, где я ожидала найти его, уже проснувшегося, никого нет. Тео здесь нет.

«Спокойно», – говорю я себе, направляясь обратно. Иногда девушки, которые присматривают за детьми, берут их прогуляться на свежий воздух. За поездом дети катают мяч, а две девушки, которые должны за ними следить, расслабленно болтают друг с другом. Тео с ними нет.

Где он? Мое сердце начинает биться быстрее. Он потерялся? Забрали? Я иду по заднему двору, хочу найти Астрид. Она знает, что нужно делать. Но вдруг я слышу хихиканье вдалеке. Мои глаза устремляются к загонам, где держат животных. Тео рядом с ними, на руках у Эльси, одной из тех немногих девушек, кому есть до него дело. Я слегка расслабляюсь.

Но пока я иду по полю, заросшему травой, Эльси приближается к клетке со львом. Я вижу, как она говорит с Тео, показывает пальцем на животных, когда они подходят к одному из них. Клетка хлипкая, несколько металлических перекладин, расположенных слишком уж редко, ничто не отделяет Тео от жуткого зверя. Эльси ведет себя как обычно, она ничего не боится и подходит к клетке вплотную. Тео протягивает руку, собираясь погладить его, как собаку.

– Нет! – кричу я, но мой голос уносит ветер. Тео просовывает руку через клетку, его пальцы на расстоянии нескольких сантиметров от львиной пасти.

– Тео! – Я бегу к нему, мои ноги врезаются в твердую землю, поднимая в воздух траву и пыль.

Я подбегаю к Тео и выхватываю его из рук девушки. Лев, потревоженный моим резким движением, бросается на перекладину с рыком, ударив прямо по тому месту, где только что был Тео.

Я отпрыгиваю, оступаюсь, падаю на землю. Тео кричит. Во время приземления в мою руку вонзается острый камень, но я этого не замечаю. Я прижимаю Тео к груди, защищая его. Тяжело дышу, и, не поднимаясь, пытаюсь успокоить Тео, который расстроен больше, чем когда-либо. Еще секунда – и было бы слишком поздно.

– Ш-ш-ш, – утешаю я его, оглядывая со всех сторон. Он раскраснелся от плача, но, кажется, цел и невредим. Затем я встаю, стряхивая грязь с колен. – Как ты могла? – накидываюсь я на побледневшую Эльси.

– М-мы просто играли, – объясняет она взволнованно. – Я хотела показать ему льва поближе. Я не хотела ничего плохого.

Я все еще в ярости.

– Это животное могло убить Тео. И эта одежда… – Я вдруг замечаю, что Тео одет в расшитое блестками трико, слишком большое для него, и наспех заколотое булавками. – Что это вообще на нем?

За ее спиной я вижу Астрид, которая идет сюда из шатра. Она идет по полю, и на ее лице смесь раздражения и беспокойства.

– Что за шум?

– Она держала Тео прямо напротив клетки со львом, – говорю я, мой голос становится выше, я снова переживаю этот ужас. – Он мог погибнуть.

Она забирает у меня Тео, и он перестает рыдать, но глотает ртом воздух, приходя в себя.

– Кажется, он в порядке. Он не ранен?

– Нет, – соглашаюсь я, отмахиваясь от мух, которые все время вьются возле звериных клеток. Я думала, она встанет на мою сторону, несмотря на раздражение. Как она может спокойно воспринимать то, что сделала Эльси?

– Посмотри на его одежду!

– Скоро он начнет тренироваться, – мягко замечает она.

– Тренироваться? – повторяю я, не понимая ее.

– Чтобы выступать, – отвечает она. Хотя мы никогда не обсуждали, присоединится ли Тео к цирку, Астрид говорит об этом, будто это нечто само собой разумеющееся.

Я тупо смотрю на нее, эта новость лишила меня дара речи. Я никогда не думала о том, что Тео будет выступать, или о том, что его будущее вообще будет связано с цирком.

– Он всего лишь ребенок, – говорю я. Тео издает пронзительный крик, как будто тоже не согласен с этим.