Он позвал их за собой, а дальше все происходило, как во сне. И Сангушко, и Гальшка меньше всего прислушивались к тому, что говорит священник. Им не так важно было, какие слова звучат. Главное, что становились законными мужем и женой, а после, не сомневались, уже никто и ничто их не разлучит, из самых трудных перипетий выйдут победителями.

Не могли знать, что пережитое ими до этого вскоре забудется, начнутся куда более сложные испытания.

Глава 17

Сначала это был древний торговый путь, ведущий от Балтийского моря к Черному, по которому в обе стороны следовали купцы со своими караванами, гружеными товарами. Позже по этой дороге в Краков торжественно въезжали короли с многочисленной свитой, направляясь в замок на Вавеле. Не чужой была она и зарубежным послам, которые также спешили туда, чтобы решить важные, зачастую неотложные дела, а то и просто отдохнуть по приглашению гостеприимных хозяев. А поскольку эта дорога вела в обитель главы Короны и Княжества, вскоре начала называться королевской дорогой.

Теперь по ней направлялась Беата. Перед тем как собраться к королю Сигизмунду Августу, у нее произошел непростой разговор с Острожским. Правда, не сразу после похищения Гальшки.

После той ночи, когда у нее выкрали дочь, и на следующий день княгиня не могла прийти в себя, только слала угрозы в адрес Константина Константиновича, часами плакала, никого не подпуская к себе. Однако, когда ей сообщили, что на аудиенцию просится отец Антонио, согласилась увидеть его.

Святого отца было не узнать. Правая рука висела словно плеть, глаза настолько впали, что, если бы не знал, кто перед тобой, можно было бы подумать о появлении призрака, неведомо как очутившегося в замке. Увидев своего духовного наставника в таком виде, Беата не могла не улыбнуться, хотя улыбка у нее получилась вымученной, а поэтому неестественной.

— И вам, святой отец перепало? — непонятно было, что присутствовало в этом вопросе — ирония иль сожаление, хотя, судя по интонации, это мог быть вовсе и не вопрос, а простая констатация.

Отец Антонию обиделся:

— Шутить изволите, княгиня? — он с укором посмотрел на Беату. — Я защищал Гальшку, как мог. — С этими словами отец Антонио попытался поднять раненую руку, чтобы Беата убедилась, насколько пострадал, но не смог этого сделать.

— Все защищали, — отвлеченно ответила княгиня.

Опять трудно было понять, что имеет в виду. То ли утверждает, что и в самом деле все так и происходило, то ли негодует, что похитителей, а вместе с ними и Гальшку не задержали.

Однако отец Антонио придерживался последнего варианта:

— Давайте, княгиня, не будет упрекать друг друга, — произнес он решительно, давая понять, что не из тех, кто позволит в отношении себя неоправданные обвинения.

— А что мне остается делать? — Беата снова залилась слезами.

— Действовать!

— Одной?

— Нужно привлечь тех, на кого можно положиться. На вашем месте я попробовал все же поговорить с Острожским.

— Вы в своем уме, святой отец? — обозлилась княгиня. — Понимаете, что говорите? Или вовсе не даете отчета своим словам? — она говорила таким тоном, что в другое время отец Антонио ее резко остановил бы, напомнив, чтобы не забывала, кто перед ней. Но было не до того, чтобы выяснять отношения.

— Поймите меня правильно, — он старался быть спокойным. — Думаете, мне приятно говорить с ним. Но попробовать нужно. Вдруг одумается.

— В чем одумается?

— Вернет Гальшку.

— Вы в это верите?

— Стоит попытаться.

Хотя и с трудом, все же убедил княгиню переговорить с Константином Константиновичем. Но, как и следовало ожидать, Острожский даже слушать ее не стал.

— В обиду детей не дам! — произнес так, что в голосе послышалась угроза.

— Ты же сам сказал, что они дети, — Беата попыталась подловить его на слове.

— А ты плохая мать! Неужели не поняла еще, — перешел он в наступление. — И Гальшку, а заодно и Сангушко я спас от тебя. Чтобы не портила им жизнь.

— Вот как заговорил! — конечно, ничего нового в этом утверждении Острожского для нее не было, но в этот момент его слова еще больше возмутили.

— Думаешь, управы не найду?

— Ищи! — князь дал понять, что разговор окончен.

— К королю поеду!

— Поезжай, — рассудительность вернулась к Острожскому, поэтому и сказал спокойно: — Это твое право.

— За все ответишь! — с этими словами Беата поспешила к отцу Антонио.

Он сразу понял, что разговор с князем ничего хорошего не дал, поэтому постарался опередить Беату:

— Нужно использовать другой вариант.

— Святой отец, я и сама уже решила: еду к королю.

— Правильно!

— Ничего не понимаю? — удивилась она. — Зачем же в таком случае вы советовали переговорить с Острожским?

— А затем, что королю сложно будет разобраться в этой ситуации.

— Похитили человека!

— Но к похищению причастен именно Острожский.

— И что из этого следует?

— А то, что король побоится осложнять отношения с одним из самых богатых людей в княжестве.

— Что же мне делать? — Беата так посмотрела на отца Антонио, будто все зависело только от него.

— Все же ехать к королю. Он постарается помочь. Однако я вначале хотел, чтобы все обошлось без его вмешательства. Но раз Острожский не способен трезво мыслить, иного выхода нет.

Сигизмунда она помнила еще совсем мальчишкой, который был моложе на четыре года. Они вместе воспитывались в детстве. Вместе провели отрочество и вступили в юность. А потом их дороги разошлись. Если встречи и происходили, то были зачастую случайными и мимолетными. Даже не успевали вдоволь наговориться. Постепенно у каждого из них появились собственные интересы, завелись новые друзья. А когда Сигизмунда короновали, к нему вовсе стало трудно подступиться.

Замечала, что его отношение к ней мало изменилось. По-прежнему был учтивым, внимательным, как и раньше, в хорошем настроении любил называть ее сестренкой. Хотя доходили слухи, что в последнее время его не узнать. Произошло это после того, как внезапно заболела и умерла его любимая жена Барбара Радзивилл, после смерти которой долго не мог прийти в себя. Поговаривали даже, что к преждевременной кончине невестки прямое отношение мела мать Сигизмунда королева Бонна Сфорца.

Беата в это не хотела верить. Конечно, она знала, что Сфорца — женщина своенравная, чрезмерно волевая, но видела и то, какой она может быть любящей и нежной матерью, даже к ней, незаконнорожденной дочери своего мужа, относилась, словно к родной. Только не это теперь было важно для Беаты. Больше всего волновало, как воспримет Сигизмунд ее просьбу должным образом наказать Острожского с Сангушко и незамедлительно вернуть Гальшку.

Ехала княгиня королевской дорогой, о которой, не бывая долго