— Соедини, когда перезвонит.

Юля вернулась в кабинет, села в кресло и схватилась за голову. Завыть бы — в голос, до истерики, но она только сидела и смотрела на дверь, опустошенная и измотанная.

Следовало довести дело до конца. Позвонить Ангелине, договориться о встрече. Сказать, что к вечеру ей нужно триста тысяч, наверное, меченых. И что Игорь ничего вроде бы не заподозрил.

Юля поднялась, взяла телефон и повернулась к окну. Почему-то было больно дышать.

— Дима-Дима, — прошептала она и до крови закусила губу.

Надо было сразу все ему рассказать. Он бы понял, он бы обязательно понял… А теперь он уйдёт… Он уже ушёл, а она даже не пыталась его догнать.

Юля набрала номер и приложила телефон к уху.

— Ангелина, нам нужно увидеться.

* * *

Дима открыл глаза. Темнота покачнулась раз, другой и вроде бы замерла. Он приподнялся и снова уронил голову на диван. Мутило на грани терпимого. Сжав зубы, он все же сел, упёрся локтями в колени и ладонями протер лицо. Где-то на дороге противно просигналила машина, и пронзительное кряканье клаксона тупой болью отдалось в голове. Сонно гавкнул Бакс.

Дима вздохнул. Он точно помнил, что ушёл с работы рано, потому что все валилось из рук, и он бесился. Потом, кажется, поехал в бар.

Сколько же он там просидел…

Дима поднялся, огляделся в поисках телефона, ногой задел пустую бутылку с ярко-желтой этикеткой, но наклоняться было больно и лень. Телефон подмигивал ему из-под столика у телевизора. Дима, кряхтя, полез за ним.

Двадцать восемь пропущенных. Сообщения… Он, оказывается, даже отвечал кому-то. Отлично.

Егору — чтоб занимался своими делами и дал ему расслабиться.

Толику — что все бабы — продажные твари.

Макса просто послал.

А ей он не ответил ничего. Дима нахмурился. Кажется, он говорил с ней. Она звонила, и звонила, и звонила. И он в конечном счете взял трубку. Что же он сказал?

Дима сбросил все оповещения и оставил телефон на столике. Что бы он там ей ни брякнул, жалеть об этом поздно и не за чем.

Пусть катится к чертям.

Он зажмурился от головной боли и пошёл на кухню искать, чем бы облегчить похмелье. В холодильнике стояла коробка молока. Дима потянулся за ней, задел открытую банку с вареньем, и та грохнулась на пол, липкой оранжевой жижей вперемешку с осколками распластавшись по ламинату. Мгновение Дима молча смотрел на лужу, а потом, швырнув молоко в стену, со всей дури двинул по двери холодильника. Холодильник качнулся и ударился об стену. Дима снова вскинул руку, но, подумав, разжал кулак.

А чего он, собственно, бесится? Разве такой поворот событий не был ожидаем? Вокруг неё всегда куча мужиков, и это она с виду вся неприступная, несгибаемая, железная прямо. А копнешь чуть глубже — та же похотливая…

Он мотнул головой. Разве можно назвать её похотливой? Ведь ему нравилось, что в его объятьях она была слабой, нежной, отзывчивой. Согреешь её в руках — и она становилась мягкой, тёплой, податливой, как воск.

Видимо, она со всеми своими мужиками вела себя подобным образом.

А как долго играла в порядочную вдовушку!

Он пытался убедить себя в том, что она последняя стерва, и не мог. От этого злился ещё больше, не понимая, как возможно не хотеть думать плохо об изменившей ему женщине. По правде, он вообще не хотел думать. Он хотел пить. Потянулся к древней бутылке коньяка, которая никому так никому и не пригодилась, и тут завыл Бакс. Тоскливо, по-волчьи протяжно, будто плакал. Диме стало не по себе.

Оставив коньяк, он вышел на крыльцо. Бакс сидел к нему спиной и, вытянув морду, выл.

— Эй, друг, ты голодный?

Пёс повернул к нему голову и, поджав уши, чуть повилял хвостом. Дима спустился вниз, подошёл к будке и хотел было заглянуть в миску, как яркий всполох среди крыш привлёк его внимание. В воздухе отчётливо запахло дымом — терпко и резко горелой резиной и пластиком. Осознание того, где горит, пришло моментально. Ни секунды не медля, Дима сорвался с места.

Когда он добежал до Зелёной, пристрой его мастерской полыхал ярче яркого, и огонь уже перекинулся на основное строение. Дима возблагодарил всех богов, что по пьяни завалился спать, не переодевшись, а ключи от сервиса всегда носил в кармане джинсов. Быстро открыв дверь, он влетел в офис, напоследок оглянувшись — ему показалось, что кто-то с улицы окликнул его по имени.

Не желая тратить времени, Дима бросился к Катиному столу и схватил рабочий телефон. Вызванивая пожарку, глазами поискал огнетушитель. Так и не найдя его, быстро протараторив оператору адрес, Дима кинулся в гараж. Там уже горела ведущая в подсобку дверь, и в густом дыму терялись оставленные в боксах авто. Дима закашлялся, схватил полотенце и, закрыв рот и нос, бросился к ящику с ключами. Сейчас его интересовал только старый порш, потому что он единственный в боксе был на ходу — не зря они провозились с ним все утро! Открыв двери гаража, кашляя и щурясь, Дима завалился на водительское, вставил ключ. Корпус машины уже нагрелся, в салоне царила адская жара.

Порш не завелся.

— Мать твою, — кашлял Дима. — Ну что ты завис, старый козёл!

— Митя! Тут горит все! Выходи! — перед ним в окне появилось чёрное от копоти лицо перепуганного Сени.

— Водить умеешь?!

— Да!

— Садись! — Дима выскочил из машины и пихнул внутрь Сеню. — Заводи, я подтолкну!

Он толкал автомобиль целую вечность, а потом ещё столько же наблюдал, как «порше» скрывается среди дыма, гудя и тарахтя, но своим ходом. Сил не осталось даже на вздох. Дима шагнул было вперед или только подумал, что шагнул, и как подкошенный рухнул на пол.

* * *

Юля не спала всю ночь. Лежала в кровати и смотрела на небо. Мысли с издевательским постоянством возвращались к словам, которые Дима, едва ворочая языком, бросил ей, когда, наконец, взял трубку.

— Половые тряпки надо вовремя выкидывать. А я опять передержал.

Оскорбительно, унизительно, больно до такой степени, что она думала заплакать. Но только сбросила вызов и убрала телефон подальше.

Он был пьян, и ему было плохо. Она в этом виновата, и его право её презирать. Но когда на рассвете, тихо постучавшись, к ней в спальню зашёл бледный, перепуганный Егор и сказал, что горит их сервис, что брата увезла скорая, она вылетела из дома и понеслась в больницу, ни секунды не задумываясь о пропасти между ними.

Егора Юля попросила