ему подарочек. Юля пожала плечами и принялась листать журнал пропущенных. Несколько раз звонил Роман Иванович, потом Семенов. Явно хотели поговорить о пожаре. Она решила перезвонить заму, но не успела нажать «Вызов», как в дверь постучали. Тихо, едва слышно. Юля предусмотрительно заглянула в глазок, и осторожно повернув замок, впустила Егора в квартиру.

— Как брат? — шёпотом спросила она, отступая назад.

Егор вздохнул, огляделся и осторожно опустил пакеты с едой на пол.

— А Люда где?

— Спит. Её тошнило все утро.

— Тошнило? Вечером только хвасталась, что токсикоза нет.

Юля преградила Егору дорогу. Тот рассеянно посмотрел на неё.

— Ты мне ответишь на вопрос?

— А… Ну… Нормально все. Кислородом дали подышать — теперь хоть лёгкие не выплевывает. Дня три полежит — и вытурят. Ты куда?!

Юля уже надевала босоножки.

— В больницу.

— Тебя же не пустят…

Ответом ему был щелчок дверного замка.

В отделении пахло обедом — чем-то варено-кисло-мясным. Юля тут же подумала о Люде — сестре бы этот запах точно не понравился. Сказав на посту, кто ей нужен, она уселась на скамейку и мельком глянула на телевизор, висевший на противоположной стене. Пообедав, пациенты приходили сюда убить время перед тихим часом, и сейчас тут было людно.

Медсестра подошла к ней.

— Он не изъявил желания выходить. Так что… — она пожала плечами и хотела было уйти, как Юля поймала её за руку.

— Мне нужно с ним поговорить.

Купюра в ладони царапнула кожу. Медсестра поджала губы и чуть оттолкнула её руку.

— Глупостями не занимайтесь. Уберите быстро. И пойдёмте, я вам халат дам.

— Это к кому такая краля? — присвистнул кто-то из пациентов вслед.

— Саевский, закатай губу, — прикрикнула медсестра и тише добавила: — Ну что за хамы? А вот и исключение из правил… Арсений, вы обедали?

По коридору им навстречу шёл высокий худой мужчина с грустными голубыми глазами, показавшийся Юле смутно знакомым. Он улыбнулся и ответил низким, хрипловатым голосом:

— Добрый день. Да, спасибо. Очень вкусно.

— А по виду и не скажешь, что бомж, — тихо заметила провожатая, останавливаясь у двери палаты и глядя пациенту вслед. — Это он, между прочим, вашего благоверного спас. Из огня вытащил. Герой! Да… Дмитрий, вы как хотите, но к вам посетитель.

Медсестра пропустила её вперед и прикрыла дверь. Юля замерла, обводя палату взглядом. Всего четыре койки. На одной наброшены вещи, две другие застелены. Дима сидел к ней спиной, на крайней, лицом к окну. Из-под жалюзи яркий солнечный луч прямой полоской ложился на жёлтый пол. Из-за этого света в палате было не по-больничному празднично.

Юля медленно подошла к нему, положила руку на плечо.

— Дима…

Он поднял голову, снизу вверх посмотрел на неё красными, воспаленными глазами. По щеке, от виска до подбородка, тянулась блестящая от мази, бугристая, бордовая полоса.

— Зачем пришла? — хрипло спросил он и закашлялся так, что сбросил её руку. Она села рядом с ним, хотела обнять, но он отстранился и хмуро посмотрел на неё.

— Ну и зачем ты здесь?

От него пахло лекарствами, дымом и алкоголем. Он выглядел сонным, измотанным, и ей так хотелось помочь, а получалось, что от её присутствия ему было только хуже.

— Как ты себя чувствуешь?

Он молчал.

— Прости меня, — Юле глубоко вздохнула. Ей не хватало воздуха. Ей нужно было его прикосновение, чтобы вспомнить, как дышать свободно.

Дима долго и пристально смотрел на неё и, наконец, спросил, не отводя взгляда:

— Это всё?

— Нет. Мне… — она запнулась, сбиваясь на вдох. — Мне нужно тебе все объяснить.

— Мне не нужны твои объяснения.

— Я прошу, выслушай меня.

Он расправил плечи, кашлянул в кулак.

— А зачем? Мне увиденного достаточно.

— Все не так…

Он резко поднялся, пошатнулся, но на ногах устоял. Юля тоже вскочила, хотела помочь ему, но он отдернул руку.

— Да не нужны мне твои объяснения! — рявкнул он. — Какими бы они не были! Ты… Тебя… Ты сама хоть понимаешь, что я видел? Какие могут быть объяснения!

— Просто выслушай меня. Пожалуйста!

— Уходи. Мне и без тебя хреново.

Он не хотел, чтобы она уходила. Он не хотел сбрасывать её руку.

Юля кивнула, отвернулась и медленно пошла к двери, будто надеялась, что он все же передумает и окликнет её. А у выхода остановилась и произнесла сдавленно, убито:

— Я люблю тебя.

Дима зажмурился и покачал головой. От этих слов стало почти что физически больно. Она ушла, а её измена и признание остались грызть его разум и душу.

Вошёл Арсений. Бочком проскользнул на свою койку.

— Выгнал?

— Надо так, — отрезал Дима.

— А чего она хотела?

— Объяснить, почему… целовалась с другим мужиком.

— И ты её выгнал?

— За каким фигом мне это выслушивать? Других проблем хватает.

— Ну да. Если она тебе не нужна — лучше так.

— Нужна, не нужна. Это уже значения не имеет.

Сеня завалился в свою койку и, ничего не ответив, захрапел уже через пару минут. Дима тоже решил вздремнуть, но сон не шёл — его настойчиво выпихивали мысли, которых оказалось чертовски много для одной больной головы. Надо было переговорить с клиентами сгоревших машин, а до этого желательно узнать, кто же подослал тех малолетних идиотов, которые подпалили его сервис. Их видел Сеня, ночевавший на своём привычном месте. Думал, грабануть хотят — выскочил, начал орать. Спугнул в итоге и тут только дым и заметил. Очень Сеня сокрушался, что не было у него телефона, иначе бы пожарные приехали бы раньше, и от сервиса осталось бы больше, чем одно помещение офиса.

Впереди Диму ждали долгие беседы со следователями теперь уже в качестве потерпевшего, со страховщиками (сервис он застраховал сразу после открытия и не забывал продлевать страховку каждый год), но именно за разговоры с клиентами он переживал больше всего. Он спас старый «порше», но в гараже стояли ещё три машины, и пусть одна из них годилась разве что только на запчасти, у неё тоже был хозяин.

А сколько материалов сгорело!

Дима сжал кулаки. Вот так и накрывается дело всей жизни — от чьей-то жадности, спеси и веры в безнаказанность. Ладно, хоть жив остался — это ведь тоже плюс. Маленький такой плюс посреди пепелища из минусов.

И ребята без работы остались…

Так он и ворочался с боку на бок, то злясь на весь мир, то только на себя, то впадая в меланхолию, то пытаясь не думать о Юле, то думая о ней и где-то в глубине души жалея, что прогнал её и не выслушал. В итоге он вышел в коридор и