Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я только подтолкнуть её хотел! – прокричал Геркус Бык, вваливаясь вслед за ней. Его правую щёку пересекали четыре алых борозды, и на кружевной воротник падали крупные капли крови. – Я ничего, Ваша Милость! А она, стерва, когтями, дрянь!
– Вот этого, – Хенрик указал на посланника, – пристрой куда-нибудь щебень грузить, пока я не решу, что ответить эрцогу. И сам не приходи, пока не позову. Ясно?
– Понял – не дурак, – со вздохом облегчения ответил Геркус и, схватив за шиворот посланника, окончательно потерявшего дар речи, потащил его к выходу.
Когда дверь за ними захлопнулась, Хенрик поднялся из кресла и подошёл к рабыне.
– Тайли…
Услышав своё имя, она сдвинула в сторону платок, закрывавший нижнюю часть лица, и отступила на один шаг, так, чтобы её новый хозяин был от неё дальше, чем на расстоянии вытянутой руки.
Тайли… Странное имя… Странное лицо. Странный разрез тёмно-карих глаз, в которых нет ни страха, ни удивления, ни покорности… Страна Цай. Наверное, странная страна… Но когда-нибудь, когда Империя покорится его воле, настанет черёд всего, что за пределами нынешних владений Доргонов…
– Ты красива, чужестранка, – говорил он почти шёпотом, глядя на своё отражение в её зрачках. – Но ты, наверное, не знаешь – чем красивее вещь, тем более она хрупка и беззащитна. Если полоснуть тебя кинжалом по лицу, ты станешь безобразна, отвратительна, кошмарна. А время… Даже если не трогать тебя, всё равно – пройдут годы, и твои волосы поредеют, милое личико сморщится… Когда скрючится твоё тело, где будет твоя гордая осанка… И не смей меня презирать, не смей. Я знаю, как сломить любую гордячку, я знаю… – Если верить письму, рабыня не понимала человеческой речи, значит, можно было нести любую чушь, лишь бы голос звучал мягко и ласково. Можно, конечно, схватить её за волосы, сорвать с неё эти лёгкие одежды, заломить руки за спину… Но это тело должно само захотеть покориться! Должно. Не может не покориться. Всё, чего желает будущий владыка мира, должно совершиться. Одна неудача, и всё может пойти прахом… – Да, гостья моя, снаружи ты прекрасна, а внутри у тебя, как и у всех, мясо, кости и отбросы… Если вывернуть тебя наизнанку, и от красоты ничего не останется. Ведь так? Я-то знаю, а вот ты – ещё нет… – На мгновение ему показалось, что говорит вовсе не он сам, а чья-то чужая воля овладела его устами, его языком, но он отогнал это ощущение. – А хочешь посмотреть, на что ты будешь похожа? – Он начал медленно пятится в сторону каморки, где в каменных гробах лежали безобразные мумии альвов, знаками приглашая её следовать за собой. – Пойдём, красивая, пойдём. Я покажу тебе такое, от чего ты ужаснёшься, от чего слетит с тебя и спесь, и гордость… Красотой надо пользоваться, пока она есть, а дряхлое тело годится только мухам на корм… – Он, продолжая двигаться спиной вперёд, миновал проход в комнату с саркофагами, а когда Тайли оказалась в дверном проёме, метнулся вперёд, схватил её за шею и завернул ей руку за спину. – А теперь ты увидишь! Увидишь то, что сделает тебя покорной, что заставит тебя считать за счастье подчиняться мне во всём, выполнять любой мой каприз… – Где-то в глубине сознания мелькнуло непонимание, почему взгляд на альвийскую мумию сделает рабыню покорной, но эту трещину, которую внезапно дала его уверенность в своей правоте, затянуло приступом ярости. – Смотри! Смотри! Смотри! – Он сдавил пальцами, заблудившимися в растрепавшихся тёмных волосах, её тонкую шею и пригнул её лицо к обтянутому синей сморщенной кожей черепу полудохлой альвийки. – Смотри и не смей отворачиваться.
Изумрудные глаза Ойи Вианны открылись, потом распахнулся её тонкогубый рот, и из чёрного провала поднялся сгусток алого сияния, которое обволокло лицо рабыни.
Хенрик от неожиданности ослабил хватку, и в следующее мгновение из складок шёлкового одеяния выскочил загорелый локоть. Боль полоснула его по рёбрам, и свет на мгновение померк в глазах. Стерва! Дрянь! Геркус прав – не стоит с такими церемониться!
Когда к нему вернулась способность видеть, он обнаружил, что опирается ладонями о край саркофага, а рабыня стоит рядом, в двух шагах. Что-то в ней изменилось – и в осанке, и во взгляде… Теперь её глаза стали изумрудными, а маленький изящный ротик исказила плотоядная ухмылка.
– Ты всё сделал правильно, Хенрик ди Остор, – сказала рабыня, и лорд узнал этот голос, тот самый голос, который доносился из пасти полудохлой альвийки. – Мне нравится это тело. – Она поднесла к глазам ладони и с любопытством начала рассматривать изящные длинные пальчики. – Я вижу, оно и тебе нравится… Ты тоже можешь пользоваться им, мне не жалко. Ты по-прежнему – мой господин, и я постараюсь исполнить любое твоё желание, насколько хватит моих сил.
– Ойя? – испуганно спросил Хенрик, продолжая держаться за край каменной гробницы. – Как это?
– Не спрашивай ни о чём. – Она шагнула к нему, на ходу сбрасывая с себя шелка. – Потом я тебе сама многое расскажу. Я помогу тебе обрести могущества, о котором ты пока боишься даже мечтать, но потом. Всё потом… А сейчас иди ко мне. Иди… Ты получишь всё, что хочешь. Но, чтобы мною владеть, ты сам должен мне принадлежать.
"При несении караульной службы во Дворце императорским гвардейцам надлежит, в полной мере сохраняя бдительность, пребывать в полной неподвижности, чтобы не смущать Государя и прочих сановных особ своим присутствием. Гвардеец, стоящий на посту во внутренних покоях Их Величества, должен обращать на себя не больше внимания, чем горшок с цветами. Нет! Не больше, чем пустой горшок! Цветы пахнут, а вам ничем таким пахнуть не положено…"
Из речи интенданта 6-й когорты императорской гвардии перед соискателями звания рядового гвардейца.
– Многие хотят, но не многим удаётся… – Капитан императорской гвардии не торопился взять свиток, в котором, по словам просителя, была рекомендация от Конрада ди Платана, прославленного ветерана четырёх походов в Окраинные земли, участника подавления бунтов в шести провинциях, бывшего тысячника имперской латной конницы. – Чтобы поступит в дворцовую стражу, мало одной рекомендации даже от столь уважаемого человека. Кстати, он тебе не родственник?
– Нет, – честно признался Трелли. – Сир Конрад мне не родственник. Мой отец, Тибо ди Тайр, служил под его началом и получил увечье, сражаясь против варваров в степях Каппанга пятнадцать лет назад. Наша усадьба – на севере провинции Лакосс. Отец получил за службу выморочный участок.
– Я просто хотел сказать, что у нас не принимаются во внимание рекомендации, данные родственниками, – заметил капитан. – Но и эту мы едва ли примем во внимание. Насколько я понял, благородный Конрад ди Платан, не слишком хорошо знает тебя лично, а эту бумагу он подписал лишь в знак признательности твоему отцу.
– Я три года жил в его усадьбе, – соврал Тео ди Тайр. – Он обучил меня владению мечом, и я участвовал в облавах на разбойников, которые каждый месяц устраивает сир Конрад.
На самом деле, Трелли провёл в усадьбе Конрада всего полгода – вполне достаточно, чтобы освоиться с тяжёлым мечом, людской ковки, секирой и боевым цепом. Неуёмная надежда старого воина на будущие битвы с альвами, на возвращения былых славных времён, которые кончились задолго до его рождения, заставила его помочь чужаку и сделать даже больше, чем тот просил.