Йурга искоса глянула на своих преследователей, беззлобно рыкнула и бесшумно растворилась в ночи. Преследовать неведомого призрака за пределами ограждения никто бы не решился даже под страхом смерти.

После восхода наверняка полетят с плеч чьи-то головы, но молодой гвардеец Тео ди Тайр, храбрейший из трусов, бдительнейший из слепцов, единственный, кто не поддался панике и смятению, наверняка будет удостоен более мягкого наказания, например – будет отправлен в один из гарнизонов Пограничья.

А Йурга вернётся сама, стоит только её позвать, и бесценный фрагмент картины чародея Хатто будет при ней. Но теперь придётся постоянно помнить о другом: если у тебя появился слуга из призрачного мира, будь внимателен и осторожен… Слуга-призрак едва ли будет долго мирится с ролью слуги, если его хозяин – не бог…

Каждый из благородных родов имеет свою родовую тайну. Чем древнее род, тем больше тёмных делишек и чёрных дел повисает на ветвях генеалогического древа. Казалось бы, нет ничего проще, чем просто предать их забвению, но каждое семейное предание, повествующее о всяческих мерзостях и кровавых драмах, с величайшим тщанием передаётся из поколения в поколение.

Чья-то запись на полях справочника «100 древнейших родов империи».

Может быть, никто из её предков и не был здесь ни разу за те четыреста с лишним лет, прошедших с тех пор, как император Гиго Доргон I Освободитель вручил одному из своих сподвижников, легендарному Орлону, грамоту на владение всеми землями между Серебряной Долиной и Альдами… Здесь, в этих каменоломнях, могло быть лишь нечто такое, что может пригодиться раз в сотни лет, и пользоваться этим можно лишь тогда, когда судьба не оставляет иного выхода.

Ута смутно помнила всё, что происходило с ней до того дня, когда она последний раз видела отца, но само расставание запомнилось ей во всех деталях. Стоило закрыть глаза, и сквозь пелену прошедших лет проступала медленная одинокая слеза, стекающая по глубокому косому рубцу на впалой щеке, плотно сжатые губы и глаза, спокойные, холодные, непроницаемые. Лорд Робин посадил её себе на колени – последняя скупая отцовская нежность… А потом: "Иди. Иди и не оглядывайся…" И невозможно ослушаться… И нет сил идти…

И ещё одно воспоминание крепко засело в памяти. В завещании Орлона, первого лорда Литта, грозного воителя, истребившего в этих землях заносчивых альвов, ясно сказано: каждый из его потомков может взять из сокровищницы лишь то, без чего нельзя обойтись, а если в том не случится крайней нужды, то пусть сокровищница остаётся неприкосновенной. Отец не раз повторял ей это, едва она начала понимать значение слов. Возможно, лорд Робин сам так ни разу и не побывал здесь, но ему вполне могло достаться какая-нибудь вещица, из тех, что взял из сокровищницы кто-то из предков. Взял и не смог воспользоваться… Иначе непонятно, как целая армия горландцев в одно мгновение смешалась с дорожной пылью.

Ута смотрела на бронзовую дверь и в который раз спрашивала себя: а не поторопилась ли она прийти сюда? Она даже не знала, что ей стоит отсюда взять… Судя по тому, что сокровища стережёт зай-грифон, существо, которое едва ли попадалось на глаза кому-нибудь из ныне живущих людей, этот тайник был устроен ещё альвами, и всё, что может быть скрыто за этой дверью, лежит там с той поры, когда люди были рабами голубокровых. Военная добыча Орлона ди Литта досталась его потомкам, и теперь только за этой дверью осталось то, на что можно рассчитывать в борьбе за трон и замок. Конечно, есть верный Франго, а в селищах Литта ещё найдётся немало простолюдинов, которые возьмутся за топоры, если поверят, что можно победить белолицего злодея, неправедно овладевшего наследством благородных лордов… Но, прежде чем начинать войну или поднимать бунт, нужно и самой точно знать, что ведёшь людей не на смерть, а к победе. Знать или хотя бы надеяться… В конце концов, стоило ли проделывать весь этот путь, протискиваться сквозь леденящий ужас темноты, подвергать опасности себя и своих спутников только ради того, чтобы вот так постоять перед этой дверью и отправиться назад сквозь ту же темноту, наполненную скользкими липкими призраками, которые могут напугать кого угодно, даже храброго воина, даже старика, готового к смерти. Наверное, страх смерти легче перенести, чем страх неизвестности – когда случается смерть, страх, скорее всего, уходит… Но и сейчас Ута ощутила, что недавние страхи уже покинули её. На смену им пришло чувство досады – ужас, через который ей пришлось пройти, был недостоин дочери лорда, наследницы Литта. Всего того, что она испытала за последние годы, оказалось мало, чтобы перестать быть маленькой и слабой… Если гномик откликнулся на её зов, значит, кто-то там, за пределами зримого мира, и сейчас продолжает считать её ребёнком, девочкой, которая сама себе кажется взрослой.

Нет, так можно стоять вечно, превратиться в соляную статую, стать памятником собственной нерешительности… Даже зай-грифон, который недавно довольно урчал и тыкался холодным влажным носом ей в спину, похоже, задремал, отчаявшись понять, чего хочет его новая хозяйка. А циркачи, и Айлон, и Луц Баян, и "мона Лаира", и карлик Крук, оставшиеся возле чадящего костра, наверное, уже устали её ждать, и теперь потихоньку собираются трогаться в путь. Только куда им идти? Если Франго захватил Ан-Торнн, то им лучше не соваться туда без своей хозяйки. Командор не будет разбираться, кто в чём и насколько виновен – лучше им самим будет броситься в пропасть. Есть и другие перевалы, но, чтобы свернуть к ним, нужно сначала оказаться в опасной близости от замка, а оказаться на каменоломнях было ничем не лучше, чем угодить в руки разгневанного Франго. А ещё может быть, что они отправились восвояси сразу же после того, как Купол оказался у Айлона. Всё может быть, но сейчас об этом лучше не думать… Всё равно, единственное, что сейчас остаётся сделать, это распустить шнуровку на груди, запустить за пазуху руку и извлечь тяжёлый, тронутый ржавчиной ключ с тремя фигурными бородками, который постепенно становится всё теплее, и, если её нерешительность затянется, то он, наверное, может раскалиться докрасна и выжечь на коже что-то вроде клейма, там, во впадине между двумя маленькими холмиками. Наверное, это больно, очень больно…

Позеленевшая от времени бронзовая дверь, покрытая чешуйками причудливого кованого узора, казалась неприступной, и, даже если ей удастся повернуть ключ, ещё неизвестно, хватит ли сил распахнуть прикипевшие друг к другу тяжёлые створки высотой в два человеческих роста… Может быть, всё-таки стоило взять с собой Айлона или Луца? Но для зай-грифона, для вечного стража этой сокровищницы, они были бы чужаками, и, кто знает, смогли бы она убедить терпеливого зверя в том, что эти люди пришли с ней и хотят лишь помочь…

Пора. Ключ уже греет ладонь, а в замочной скважине разгорается изумрудная звезда в три луча. И теперь остаётся лишь сказать себе: будь, что будет! В конце концов, именно отец сказал ей, как сюда попасть, а он не мог желать зла своей единственной дочери, своей последней надежде, что род ди Литтов не угаснет.

Рука, держащая ключ, сама потянулась к звезде в три луча, которая разгоралась всё ярче, как будто там, за дверью, полыхало холодное изумрудное пламя. Проснувшийся зай-грифон снова ткнулся носом в её спину, как будто подталкивая свою хозяйку к двери. Он прав – бессмысленно возвращаться назад, когда впереди призывным светом горит эта звезда. Ключ вошёл в замочную скважину без лязга и скрипа, и Ута, почти не прилагая усилий, повернула его на пол-оборота. Дверь мелко задрожала, и с неё начала осыпаться зелёная короста. Ута едва успела выдернуть ключ и зажать его в горсти, как бронзовые створки начали медленно раздвигаться, и изумрудное сияние ослепило её. Она закрыла глаза и шагнула вперёд, ничего не видя, и не слыша ничего, кроме частого дыхания зай-грифона за спиной. По ногам пробежала тёплая волна, и Ута, разлепив веки, обнаружила, что стоит по колено в изумрудном светящемся тумане, а перед ней возвышаются три полупрозрачных изваяния. Здесь всё было, как святилище на границе Серебряной долины, куда они ездили с отцом незадолго до вторжения горландцев. Наверное, тогда, предчувствуя скорую беду, лорд Робин отправился, чтобы принести жертвы богам. Тогда, прежде чем начался ритуал, две няньки вывели её из просторного зала, где так же, как и здесь, Тронн, владыка времени и судьбы, Гинна, царица жизни и смерти, Таккар, даритель радостей и скорбей, стояли величественно и безучастно.