Я решил сделать для мисс Смит нечто действительно хорошее. После того как она вышла из здания, но до того, как составить ее счет, я отправился к менеджеру рецепции и рассказал немного о мисс Смит, о потоке доходов, которые она приносит, о низкой стоимости ее обслуживания и о том, что ее трехчасовое пребывание у нас позволяет продать номер дважды за сутки. Это означает – взять с двух гостей полный тариф за номер в одни и те же сутки. Обычно двойные продажи незаконны. Приведу пример. Когда какая-нибудь группа заказывает двадцать номеров и один человек задерживается, но не переносит дату своего приезда, отель позволяет другому гостю занять оплаченный-но-свободный номер на эти сутки и, по сути, заработать дважды: вот полноценная двойная продажа. В случае с Джинджер я спросил, нельзя ли предоставить ей скидку в пятьдесят процентов, поскольку она занимает номер на три часа, расходы на нее минимальны, и номер легко можно привести в порядок и продать снова.

– Валяй, – сказал менеджер.

Я написал Джинджер SMS, как только вышел из его кабинета, сообщив, что снизил ее ставку наполовину, поэтому ее ждут двести долларов кэша, которые я предлагаю оставить у себя в кассе и использовать в ее следующий приезд.

«Ты милашка! Нет, нет! Я настаиваю, чтобы ты оставил их себе! Они все твои!»

Вам не кажется, что такое могут сказать секс-работники? Оставь себе двести баксов?

Общий размер моей выручки составил двести пятьдесят долларов. За один день. Только от мисс Смит.

Как же я ее любил!

Вот как: 20, 40, 60, 80, КИРПИЧ.

Через две недели она заказала другой номер, и после ее ухода я снова организовал для нее пятидесятипроцентную скидку, попросив об этом уже другого менеджера. Мисс Смит тут же написала.

«Оставь себе!»

«Фиг с два! Они ваши».

«Пожалуйста, детка, просто оставь их себе».

«Нет. Они будут в конверте под вашим именем на стойке консьержей. Ничего не хочу слышать. Купите себе на них красивое платье».

«Как мило с твоей стороны! Я заберу сегодня».

И все. Но через час я проверил свой телефон и увидел, что она написала снова:

«Ты такой милый. Надеюсь, какая-нибудь хорошая девушка заботится о тебе. Ты этого заслуживаешь».

Эта SMS застала меня в подъезде. Что это, собственно, было? Никакой хорошей девушки. На самом деле я расстался с Джули двумя неделями ранее. Мы встречались нерегулярно, но в этом городе одиночек редкие свидания были островками света во мраке, и мы стали зависеть от них, нам стало нравиться думать о том, что есть человек, который знает, как выглядит наша спальня, где мы родились и какими стали. Периодические встречи превратились в отношения. И расстаться на самом деле оказалось нелегко. Каждую ночь я слушал Элтона Джона и страдал. Но сейчас я получил необычную SMS от необычной женщины. Которая надеялась, что у меня есть хорошая девушка.

«У меня уже нет девушки, Джинджер. Но я надеюсь, что у вас есть хороший мужчина, который заботится о вас».

«Тоже уже нет (подмигивающий смайлик)».

Я сел на лестницу, прежде чем отправиться в столовую, где телефон не ловил сеть, и подождал – а вдруг она еще напишет. Написала.

«Мы должны выпить вместе!»

ТОММИ, СПРОСИ СЕБЯ: Ты уверен, что она не проститутка?

Я ответил ей.

«О’кей!»

Действительно.

Мы встретились в Линкольн-центре, глядящем на Центральный парк. Я приоделся как мог, в лучшую одежду, какую работнику стойки регистрации разрешалось носить в общественных местах. Джинджер впорхнула в бар, опоздав на пятнадцать минут, увидела меня в углу и поспешила ко мне. Я не мог поверить, что она сейчас сядет и заговорит со мной. Джинджер двигалась, как акула – постоянно и неизменно; и вот она села рядом со мной на диван, ее светлые волосы растрепались, на лбу выступили очаровательные капельки пота.

Она сидела неподвижно.

Потом мы начали пить. На каждый мой виски со льдом приходился один ее мартини. Она выпила семь чертовых мартини, и дальше случилось то, чего я никогда прежде не видел. Примерно через три часа этого алкогольного поединка я пошел в туалет, а когда вернулся, Джинджер оплатила весь счет (ну, ладно, я не мог сопротивляться. Четырнадцать напитков в Линкольн-центре – это фактически моя недельная зарплата).

Через несколько минут мы шли по Централ-парк-саут (Джинджер чуть спотыкалась и опиралась на мою руку) на пути ко второму бару, где можно было курить. Да-да, можно было легально курить внутри, прямо там, в Мидтауне, но я не буду говорить где, потому что это мой бар, а не ваш. Я усадил Джинджер на стул за старинной деревянной барной стойкой, и все старые пыхтящие сигарами жирные коты уставились на меня – с завистью, как я полагаю. Шлюшьей завистью.

Джинджер сняла усыпанные брильянтами часы «Ролекс» и положила их передо мной, рядом со стаканом.

– Ты знаешь, я купила их, потому что они напоминают мне, что деньги ничего не значат. Деньги вообще ничего не значат. – Часы были потертыми и поцарапанными, но великолепно сверкали в тусклом свете бара. – Возьми их, Том. Возьми.

– Ты даришь мне свой «Ролекс»?

– На время. Просто возьми их, ладно? Поноси их немного.

Я надел часы на правое запястье. Теперь на мне было двое часов. Мы заказали еще по напитку, и Джинджер достала айфон, чтобы показать мне фотографии своей собаки. Проведя нетрезвым пальцем по экрану, она медленно пролистала несколько снимков себя обнаженной – часть из них была сделана в солярии, окрасившем ее обнаженное тело в жуткие желтые и зеленые тона. Но, вы знаете, это все равно было круто. Потом Джинджер начала говорить, но не о своей профессии. О себе и своих проблемах, психических затыках, проявлявшихся физически – например, в компульсивном побуждении щипать пинцетом грудь до крови.

В тот момент я просто жил. Что бы ни произошло со мной дальше, мне не было скучно. Это было нечто совершенно, совершенно новое.

Ну, и мы заказали еще по порции.

* * *

На работе ситуация неуклонно ухудшалась. Почти каждую неделю я получал выговор за какое-нибудь преступление, как и остальные сотрудники рецепции; качество обслуживания падало на глазах.

Все, чему меня учили, пошло прахом. Я говорил быстро и матерился. Нет чаевых – вы свободны. Мне нужно было зарабатывать. Хотите знать все об отеле? Прочтите брошюру в номере.

Следующий, пожалуйста.

Но из-за таких дел у меня начал болеть живот, как после паленого самогона. Это были грязные деньги, и я тратил их на грязные мартини, чтобы забыть, как ужасно хитрить и воровать каждый день. Такая жизнь заставляла меня постоянно хмуриться; но, когда мой банковский счет стал разбухать от сотенных купюр, я подумал об основательном отдыхе, о возвращении в большой мир, о том, чтобы раздать свои долги и уехать куда подальше.