Хубилай стоял у озера, смотрел на воду, потом воздел глаза к небу и расхохотался. В этих краях солдатам платят, как любым торговцам. Нужно разыскать серебряный рудник. Голодный и уставший, Хубилай впервые за целый день ощутил необыкновенный подъем. Еще год назад проблема показалась бы ему неразрешимой, но с тех пор он многажды видел, как сунские города открывают ворота и сдаются цзиньскому владыке. Когда кончатся средства Мункэ, потекут налоги с новых земель, даже если он не доберется до казны императора. Пусть города сами оплачивают свое покорение!

Шагов Яо Шу Хубилай не слышал. Старик, а двигается бесшумно. Когда он заговорил, царевич вздрогнул, но потом улыбнулся.

– Рад, что у вас хорошее настроение, – начал Яо Шу. – Мое было бы лучше, если бы Баяр выбрал стоянку с меньшим количеством комаров.

Хубилай объяснил, какие мысли не дают ему покоя. На мандаринском он говорил бегло, не подозревая, как этим гордится его старый наставник. Яо Шу выслушал его и кивнул.

– По-моему, план хорош. На серебряных рудниках много рабочих. Мы легко найдем кого-нибудь, кто слышал об одном из них; может быть, даже бывшего работника. Еще лучше, если сорвем оплату сунским воинам. Во-первых, захватим уже отчеканенные монеты; во-вторых, если мы обогатимся, они обеднеют и поутратят веру в тех, кто им платит.

– Завтра утром отправлю дозорных на задание, – пообещал Хубилай, зевнув. – Прямо сейчас я могу заплатить воинам полновесной цзиньской монетой. Подсчитаешь, сколько нужно?

– Разумеется. Пусть основой станет цена дешевой шлюхи из маленького городка. Наверное, на такую роскошь порядочный воин должен откладывать пару дней. Заодно и дисциплинируются. – Яо Шу улыбнулся. – План хорош, Хубилай.

Оба улыбнулись, ведь цзиньский советник позволял себе фамильярность, лишь когда никто не слышит.

– Ступай к своей жене. Поешь, отдохни, сделай ей ребенка. Ты должен быть здоровым. – Суровый голос напомнил Хубилаю давние уроки. – Где-то далеко отсюда император Сун слушает новости и кипит от гнева. Он уже потерял войско и четыре города. Тебя он точно не ждет. Вероятно, надеялся, что поход по его землям утомит тебя, – а ему сообщат, что ты здоров, полон сил, ешь с аппетитом и наесться не можешь.

Хубилай ухмыльнулся, представив себе императора.

– Сегодня я слишком устал, чтобы об этом думать, – объявил он и зевнул так, что челюсть заскрипела. – Наверное, в кои-то веки смогу заснуть.

Яо Шу скептически взглянул на Хубилая. Он редко спал более четырех часов подряд, а все, что сверх этого, считал вопиющей ленью.

– Держи свою книжечку поблизости. Мне нравится читать твои записи.

Хубилай аж рот разинул: так велико было его возмущение.

– Мой личный дневник! Это Чаби позволила тебе на него взглянуть? Меня так мало уважают?

– Господин мой, я служу тебе лучше, чем ты представляешь. Интереснее всего мне твои заметки об орлоке Урянхатае.

Хубилай фыркнул: лицо старого монаха было совершенно безмятежным.

– Яо Шу, тебе слишком много мнится. Ступай и сам хорошенько отдохни. Ты задумывался о том, как звучит слово «берег» на мандаринском? Одно из значений – переливы серебра. Мы выясним, откуда его берут.

Хулагу упивался своей властью над халифом Багдада. Утро еще не вступило в свои права, а напыщенность Аль-Мустасима разлетелась в пух и прах. Хулагу терпеливо ждал, пока халиф поговорит с советниками и сверится с бесчисленными свертками пергамента, пока внесет предложения и контрпредложения, большинство которых орлок решил игнорировать, пока дорогой гость не вернется с небес на землю. Ближе к полудню пушкари и камнеметчики начали упражняться неподалеку от места встречи, пугая писцов. Халиф с омерзением смотрел на ряды марширующих воинов, на юрты, тянущиеся во всех направлениях. Огромное войско сжало Багдад в кулаке, а прорвать плотное кольцо осады халиф не мог. Надежды не было. Спасать город никто не спешил – эта безотрадная мысль читалась и в лице Аль-Мустасима, и в жирных ссутуленных плечах.

Как упоительно ввергнуть гордого владыку в отчаяние и смотреть, как он осознает, что все дорогое ему в руках людей, которым не интересны ни его народ, ни его культура. Последнее предложение Хулагу отверг. Он знал, что местные обожают торговаться, но сейчас фактически наблюдал корчи трупа. Халиф мог предложить лишь сокровища Багдада, а этот город так и так откроет ворота монголам. Храмы и сокровищницы достанутся ему, грабь – не хочу. Однако Хулагу дожидался, когда Аль-Мустасим расстанется с последней надеждой.

В полдень объявили перерыв – люди халифа расстелили коврики, склонили головы и давай напевать. Хулагу воспользовался паузой и переговорил со старшими командирами, желая убедиться, что те начеку. Сюрпризы исключены – в этом царевич не сомневался. Появись другая армия в радиусе шестидесяти миль, он узнает об этом раньше, чем у халифа появится надежда. Если же прилетит такая новость, властителя Багдада придется убить. Аль-Мустасим для своих не просто властитель, с его духовным статусом он символ веры, а то и мученик. Хулагу улыбнулся. Христиане и мусульмане так носятся со своими мучениками!

Царевич изумленно покачал головой, слушая монотонное пение подданных халифа. Небесный отец всегда у него над головой, Мать-земля под ногами. Если они и наблюдают, то в жизнь человека не вмешиваются. Вообще-то духи земли бывают злобными. Хулагу помнил об участи своего отца, избранного отдать жизнь вместо Угэдэй-хана. Солнце ярко светило, но царевич содрогнулся при мысли о миллионе духов, следящих за ним в этот миг.

Он поднял голову, отгоняя страх. Чингисхана духи не тронули, а он всем разрушителям разрушитель. Если злобные духи не посмели тронуть деда, то и внука его не запугают.

Ближе к вечеру наступил момент, когда даже Хулагу позволил слугам обмотать ему шею влажной тряпицей. Изысканный же наряд халифа потемнел от пота, лицо осунулось, хотя он целый день лишь сидел и потел.

– Я предложил вам несметные богатства, – начал Аль-Мустасим. – Больше, чем видел любой из живущих. – Вы велели мне оценить свой народ и свой город. Я так и поступил. Вы снова отказываетесь? Что еще вам угодно? Зачем я вообще здесь, если вы отвергаете любую дань?

В глазах халифа читалась слабость, и Хулагу снова сел на свое место, уложив меч на колени.

– Не желаю, чтобы меня выставляли дураком, халиф. Я не приму несколько подвод с безделушками, чтобы люди потом болтали – мол, Хулагу даже не выяснил, что скрыто в древнем городе. Не желаю, чтобы ты смеялся, когда я уеду.

Халиф уставился на него в полном замешательстве.

– Вы же видели официальную опись сокровищницы!

– Опись эту твои писцы вполне могли заготовить за несколько недель до того, как она тебе понадобилась. Я сам выберу дань, без твоего позволения.

– Что… – Халиф осекся и покачал головой. Он снова глянул на войско вокруг него, которое тянулось к горизонту насколько хватал глаз, а дальше превращалось в расплывчатое пятно. Аль-Мустасим не сомневался: если дать им возможность, монголы разрушат Багдад. Сердце заболело, халиф остро почувствовал запах собственного пота.