– Нужно идти к Каме, Любый. Туда часто приплывают варяги, выменивая соль на мед и топоры. От них можно узнать много интересного.

– Варяги опасные собеседники, – поморщился колдун.

– Но тамошние стойбища, Любый, ведущие с ними торг, могли услышать от них то, что тебе нужно.

– Хорошо, – кивнул Андрей. – Тогда веди нас, Велихост.

Шаман зашагал на север, выбрав левую из тропинок, убегающих от стойбища.

Поначалу дорога была ровной, и идти было легко и просто. К вечеру появились первые завалившиеся поперек пути деревья, намекая на грядущие препятствия. Однако тут очень вовремя путникам встретился ручеек, и они встали на ночлег. Развели костер, расстелили подстилки. Поужинали. В этот блаженный момент и послышался торопливый топот. К огню выбежал мальчишка лет десяти или чуть старше и рухнул на траву, вытянувшись во весь рост. Перевернулся на спину и выдавил, тяжело дыша:

– Ты… Любый… Шаман?

– Это он, – указал на Андрея Велихост.

– У нас… дома… дочь… голодного демона!

* * *

Вождь стойбища рода рыси выглядел лет на сорок с небольшим и носил вопреки местным обычаям окладистую русую бороду; был в меру тучен и изрядно плечист. Что, впрочем, в этом мире не вызывало ни удивления, ни восхищения. Все мужики такие.

Вождь сцепился с медведем и получил когтем глубокую рваную рану чуть выше левого колена. Теперь кожа вокруг раны почернела, пахла тухлыми яйцами, а сам храбрец мучился от жара. Но пребывал в сознании. Причем обладал даром и видел сидящую напротив, у стенки шатра, тощую патлатую девицу с зубами-иголками, укутанную в сальную овчину. Кожа незваной гостьи имела цвет трухлявой древесины, глаза же цвета не имели, выделяясь из темноты блеклыми пятнами.

– Откуда ты услышал про меня, вождь? – поинтересовался Андрей, осматривая рану. – Вроде ни телефонов у вас еще не изобрели, ни инета, ни телевизора.

– Кто же не знает про шамана, прогнавшего дочь голодного демона? – Не зная половины слов, лесовик, однако, верно понял смысл его фразы. – Весть об этом долетела до самых дальних кочевий!

Патлатая девица зло зашипела под стенкой и сделала короткий рывок вперед, клацнула зубами.

– Боюсь, крылатые слухи сильно преувеличили мои возможности, – сказал молодой колдун. – Я могу попробовать, но не могу ничего обещать.

– Когда тебе грозит брюхо демона, Любый, хватаешься за любую надежду. Даже за бубен шамана, неспособного разглядеть хозяев леса.

– Тогда прикажи вынести себя на солнце, вождь, и избавься от всех оберегов. Каждая минута промедления делает дочь голодного демона сильнее.

В этот раз Ченосик и Велихост уже знали, что требуется для магии великого шамана: котелок кипел, крапивная нить, осколок кремня и кривая игла лежали внутри. Колдуну оставалось только хорошенько отмыть руки и показать кулак недовольно рычащей темной девке. Затем Андрей наложил ладонь на голову больного – полностью, до потери сознания, вытягивая его силы, разогнал кровь из толстой мышцы лесовика и взялся за скальпель.

Существует только один способ борьбы с гангреной – удаление зараженной плоти. Этим и занялся студент-медик, глубоко иссекая рану. Больное мясо – прочь, здоровое – очистить, стерилизовать прикосновением пальцев. Затем – свести края, скрепить частыми стежками.

– Все, – облегченно отер лоб Андрей, посмотрел на садящееся солнце. – Однако… Я надеялся управиться быстрее.

Он попытался дать пинка крадущейся со стороны ног патлатой девке, но промахнулся. Острозубая нежить зашипела, попятилась.

– В дом несите, – махнул рукой колдун. – Ночи уже холодные. Огонь разводите, придется сторожить.

Великому шаману, не отходящему от больного, прямо в чум принесли копченую рыбу, чистой родниковой воды, плошку ревеня в меду. Дочь голодного демона роняла коричневую слюну, ползала под стенами, однако подойти ближе опасалась.

– Странно, Любый, что супротив этих тварей не помогают никакие обереги, – сказал сидящий рядом Велихост. Шаман щурился и крутил головой. То ли плохо видел нежить, то ли безуспешно пытался разглядеть. – Супротив бледной немочи, коровьей смерти, лихоманки – помогают, ан против них не действуют.

– Нет амулета, который спасет от вонзившегося в живот ножа, – пожал плечами Андрей. – Против ножа нужен щит. Так и здесь. Дочери голодного демона используют яд. Смертоносный живой яд, разбросанный тут и там по всей земле. Против яда нужно противоядие. Зелье, убивающее их отраву…

Колдун замер, ловя ускользающую мысль, ухмыльнулся и спросил:

– Скажи, Велихост, а лесовики варят пиво?

Шаман непонимающе вскинул брови.

– Хорошо, спрошу иначе. Вы пьете какие-нибудь настойки, закваски, бражки или еще какую вонючую дрянь, после употребления которой в голове появляется дурь, а настроение сразу улучшается?

Ответом была тишина.

– Ладно, целомудренные вы мои, придется научить. Мне нужна бочка, большой кувшин или еще какая крупная емкость, которую можно поставить в теплое место. В нее нужно насыпать давленые ягоды, тертое зерно и прочее добро, которое даст сладковатый настой, если залить водой. Можно просто кухонные отходы, очистки. Все то, что не пригодилось на еду. Мыть не следует, тереть-давить одобряется. Что скажешь?

– Я постараюсь выполнить твое желание, Любый, – осторожно пообещал лесовик.

Старый шаман ушел. Следом за ним скрылась, пройдя сквозь полотнище чума, и острозубая девка. Поняла, что зацепок для нового воспаления в ноге вождя не осталось.

– Молодец, все правильно сделал, – похвалил себя студент-медик, устраиваясь рядом с больным среди каких-то тюков и узлов. Андрей опасался, что дочь голодного демона хитрит и еще держит больного на примете. Дождется, пока колдун уснет, подкрадется, да и запустит в шов какую-нибудь столбнячную гадость. Сторожить нужно до утра. Если за это время сепсис не разовьется, тогда уже можно и расслабиться.

Стойбище, лес, вся природа погружались в ночь, тихую и безмятежную. И в мягкой бескрайней тишине Андрей услышал слабый отзвук женских голосов:

– Обереги нас, Любый, от хвори и беды, от зла и ссоры. Подари мне, Любый, любовь настоящую, нестерпимую.

– Обереги нас, Любый, от яда дочерей демона, от ран и ушибов…

– Обереги нас, Любый, от болезней и горестей…

– Обереги нас, Любый…

Первый голос колдун узнал – он принадлежал исцеленной им девочке. Другой, кажется, – ее матери. Про остальные – даже не догадывался.

Женщины молились. Причем молились – ему!!! И это ощущение оказалось щекочуще приятным, даруя легкую волну блаженного тепла, отдаленно похожего на то, что постоянно струилось из амулета любви.

Тому, что он слышит молитвы через чащи и овраги, причем сразу все, различая по голосам, молодой чародей не удивился. Ведь ощущал же он присутствие живых существ на многие километры окрест! И точно так же мог уловить на этом «звездном атласе» жизни биение сердца, дрожь сознания, усталость или голод каждого отдельного зверька и даже насекомого.