В Керченско-Феодосийской операции и на вновь созданных морских коммуникациях огромную роль сыграл наш славный морской торговый флот, и, как всегда, он вновь в самых горячих точках, рядом с боевыми кораблями. Тут задействовали все большие и малые транспорты, и в их числе «Азов», «Шахтер», «Ленинград», «Зырянин», «Потемкин», «Ульянов», «Котовский», «Севастополь», «Куйбышев», «Ялта», которыми командовали Ф.Г. Родити, А.К. Святенко, Толбузин, Т.М. Морозов, П.И. Степанов, П.Г. Платонов, В.Г. Собко, А.П. Есипенко, Михайлов, Рындик. От ударов авиации и артиллерии была сильно повреждена «Кубань» и погиб ее доблестный капитан ЕИ. Вислобоков, отличившийся еще при защите Одессы, и орден Ленина был ему посмертной наградой. Погибли «Ташкент» – а его капитан К.И. Мощенский был тяжело ранен, позже был награжден орденом Ленина, – и «Красногвардеец», которым командовал славный капитан Д.В. Кнаб, большой храбрости человек, впоследствии награжденный четырьмя орденами, в том числе орденами Ленина и Красного Знамени, позже он вступит в командование «Кубанью» и будет водить ее в самые горячие точки войны на Черном море. На мине подорвался «Жан Жорес», капитаном которого был Г.Н. Лебедев (механик – А.И. Звороно).

Новый год мы встретили с большими надеждами на то, что теперь будем повсеместно наступать и освободим Крым. Но, видно, мы, моряки, плохо знали возможности и подготовленность командования Крымским фронтом к крупномасштабным операциям.

Флотская авиация частью сил базировалась на севастопольских аэродромах, а частью – на кавказских приморских аэродромах. За чертой города Поти, на озере Палеостоми базировалась 16-я (вскорости – 60-я) авиаэскадрилья гидросамолетов МБР-2 Потийской базы, которой командовал майор Н.М. Смирнов. Она вела ежедневную авиаразведку моря, и этим полностью исключалась внезапность появления надводных сил противника у берегов Потийской базы. Противник своими самолетами с крымских аэродромов вел поиск наших кораблей, летая до турецких берегов. При встрече с этими самолетами наши гидросамолеты-разведчики несли потери – за полгода из разведки не вернулось четыре самолета.

Задумал штаб базы приблизить к Потийскому порту для его прикрытия, небольшое число истребителей, не требующих взлетно-посадочной полосы. Поехали мы с инженером Зубаревым за окраину города и нашли ее, где и роза ветров была подходящая. Конечно, новые истребители ЛаГГи и Яки здесь не посадишь, им для подъема требуется до 600 метров и даже И-16 требовал 500 метров. А вот неприхотливый биплан И-153, или, как его величали, «Чайка», – впишется. Требовалась консультация специалиста.

На нашу удачу, из Севастополя на Кавказ для инспектирования своей авиации прибыл командующий ВВС флота генерал-майор авиации Н.А. Остряков. Добрался он и до нас. Так как командира базы не было, он ко мне. Входит молоденький генерал, моложе меня, лет тридцать ему, наверное, подумал я. У меня звание капитана 2-го ранга. То ли из-за уважения к моему возрасту, то ли воспитан хорошо, а скорее всего, и то и другое, но никакого чванства, никакого подчеркивания в разнице званий и служебного положения. Сперва – часик о ходе обороны Севастополя. А затем к нашим делам. Первый его вопрос: как воюют летчики Смирнова? Хорошо, говорю, воюют и гибнут на равных с фронтовыми. Иной раз причины не дознаемся: почему, например, на днях с разведполета не вернулись два самолета, летавших в паре. Вдвоем, по карте рассмотрев район их полета – а его северная кромка доходила до параллели Адлера, – пришли к единому мнению: наши самолеты сбиваются самолетами «Юнкерс-66», залетающими в нашу зону. Решили: уменьшить высоту полетов наших самолетов и не залетать севернее параллели Гудаута, там разведка будет поручена скоростным самолетам. Мне понравилась такая быстрая реакция на наши происшествия. Принятые меры исключили потери самолетов.

После посещения гидроэскадрильи я пригласил его проехать на участок, выбранный нами для аэродрома. Он одобрил выбор и обещал прислать инженерную часть для строительства аэродрома. А вскорости пришлет к нам и эскадрилью истребителей И-153. Самолет не ахти какой мощи – только пулеметы, да и скорость только 400, но зато маневренная машина. С немецким бомбардировщиком Ю-88 вполне справлялась. Все, что обещал Остряков, – все выполнил. Его оперативность и обязательность – а это наилучшие качества руководителя – меня покорили.

За обедом Николай Алексеевич рассказал о боях в небе Испании, где он воевал «волонтером». Он признал, что уже тогда наши летчики испытывали большие трудности в боях при встрече наших устаревших истребителей И-16 с немецким истребителем Me-109. Я так понял: 1937 и 1936 годы были упущены, и только в 1939 году были даны указания на проектирование новых самолетов. Вот почему – опоздав с этим – мы не успели к войне обновить авиапарк.

Остряков оказался приятным собеседником. Он оставлял хорошее впечатление о себе и знанием своего дела, и манерой обращения с людьми – скромный до застенчивости, вежлив и остроумен. Пробыли мы с ним полдня (до этого я не видел его – он недавно назначен), а какой глубокий след в моей памяти он оставил на всю жизнь. Потеряем мы его скоро – он погибнет в Севастополе. До сих пор черноморцы, и не только авиаторы, вспоминают его теплым и добрым словом. Вскоре я узнал, что он втайне, в нарушение запрета частенько поднимался в воздух на истребителе, чтобы схватиться с вражескими самолетами. А вот погибнет он на земле, при налете вражеской авиации. Да, такое часто случается с асами – в воздухе они менее уязвимы. Наградой Острякову будет посмертное присвоение звания Героя Советского Союза. Севастопольцы увековечат память о нем, назвав одну из улиц именем Николая Алексеевича Острякова. Севастополь сражался, истекал кровью и требовал от нас повышенного внимания. А ходить туда стало все труднее. Противник пришел к выводу: одними штурмами с суши трудно взять Севастополь, надо пресечь питание Приморской армии живой силой, боеприпасами, оружием, продовольствием. И с этой целью началась блокада Севастополя с моря подлодками, торпедными катерами и самолетами: торпедоносцами и пикировщиками.

В первые месяцы сорок второго нам удалось еще послать грузовые суда с войсками и снабжением, и в их числе ходили «Судком», «Райкомвод», «Красная Молдавия», «Одесский горсовет», «Работник», «Земляк», «Тракторист», «Делегат», «Игарка», «Рот Фронт», «Новороссийск», которыми командовали Л.И. Долголенко, Л.Ф. Школенко, В.М. Адамов, Ю.А. Дудэ, И.К.Омельянов, Н.В. Хухаев, Н.В. Фомичев, В.Г. Попов, К.С. Гораненко, М.И. Родионов, В. Субботин, Руднев, Ботто, Я.Р Шульга, а механиком у него был Г.О. Третьяк. С большим искусством под ударами авиации и торпедных катеров они прорывались в Севастополь. Для их охранения на переходе задействовали все эсминцы эскадры и были привлечены севастопольские тральщики под командованием А.М. Рацнера, А.М. Кроля, В.В. Гусакова, Г.П. Кокка, Г.С. Вартоша, а командирами конвоев ходили комдивы тральщиков и малых охотников В.Я. Янчурин, А.П. Иванов, Г.И. Гнатенко.

Чуть позже в Севастополь успели проскочить и вернуться: «Украина», «Василий Чапаев», «Черноморец» (капитаны – П.А. Доловков, В.В. Анистратенко, С.А. Перлов). А вот следующим уже не удалось. Утоплен «Ян Томп» (капитан А.Г. Алферьев). Был подбит танкер «Куйбышев» (капитан В.Г. Собко). Погиб «Чапаев» вместе со своим отважным капитаном А.И. Чирковым. Андрей Иванович еще в Одессе показал свои бойцовские качества, особенно в последний день эвакуации. Он шел к нам в Одессу последним и знал, что в наступающую ночь мы оставляем Одессу и что на счету каждое судно, и что его судно очень нужно нам для вывоза войск. Поэтому он решился на отчаянный поступок – прорываться в Одессу в дневное время. А это запрещалось делать специальным приказанием по флоту, которое гласило, что в операционной зоне Одесской базы можно плавать только ночью, иначе утопят вражеские самолеты, постоянно рыскающие здесь днем, – что и происходило со всеми, кто нарушал это приказание, пытаясь пройти к нам днем. Чирков думал так: если он переждет, дождется темноты для перехода в Одессу, то он опоздает и предназначенные ему войска останутся без судна. Руководствуясь высшими интересами, Чирков решил испытать военное счастье, а оно, как известно, строгое и капризное. И он пренебрег личным благополучием, жизнью, во имя высокой цели поднял предназначенные ему войска. И начал дневной прорыв в Одессу, а цена этому – жизнь экипажа и прежде всего капитана. В 3 часа дня он вошел в Одесский порт, ошеломив всех находившихся в порту своей безумной храбростью, ибо еще никому не удавался дневной прорыв. Краешком тогда обошли «Чапаева» вражеские самолеты, не заметив его. Это я отношу к военному счастью, ничем не объяснимому, относящемуся к причинной случайности. Вечером Чирков принял свои войска и своевременно покинул Одессу.