— Так это что, аналог телефонной трубки?

12.07.1941

Рядовой Онищенко Геннадий

Выходим мы, значит, с мясом на поляну. А там наша троица сидит напыжившаяся. Капитан с Лешим почему-то друг на друга дуются, а Ссешес между ними вперед-назад бегает и что-то втолковывает. Нас увидел, рукой на них махнул — и к старшине сразу. Говорит: мол, ты, Сергеич, давай пока костерок организовывай, а я пойду за травками разными пользительными пройдусь, видел тут недавно, когда за лосем этим придурочным бегал. Да и, может, успокоюсь немного. Правда, зачем-то лук свой взял и в лесу, как всегда, истаял. Ну а мы с ребятами развернулись, тушу пока на траву положили, Сергеич дерн разметил и с Серегой начал его аккуратно так снимать и по краю бортик выкладывать. А под дерном — слой землицы сероватой, а потом песок белый-пребелый, такой только на болотах встречается, как будто с щелоком вымытый. И вот этим песком мы края этой выемки и обсыпали. Старшина нас потом всей толпой за сушняком отправил, добавил, чтобы без ольхи или орешника не приходили. Сам взял штык-нож, тарелку из немецких да кусок брезента и к болоту почесал. Ну и вдогонку Юрке крикнул, чтобы тот жердей штук восемь срубил да чтоб тушу выдержали и пошире ямы были. Ну, с ольхой, конечно, были проблемы, но ма-аленькую такую горку орешника, дуба и березок мы сообразили. Тащимся, значит, через кусты и видим картину: два наших мыслителя все разговаривают, правда, теперь уже спокойно, а старшина на брезенте кучу глины откуда-то притаранил и любовно так ямищу обкладывает. Отдельно песочек горкой громоздится. Порубили мы тушу, ребра в одну сторону, шею и грудинку в другую, а окорока старшина чуть ли не грудью закрыл и говорит:

— Ну, ребята, сейчас вы у меня отведаете копченой лосятины по-походному. Все мы сразу все равно не съедим, а в копченом-то виде дольше храниться будет, да и повкуснее, чем просто жареное.

Я, конечно, у бати коптильню видел, да и сам с ней работал, но конструкция старшины все равно восхищала. Сперва мы распалили в ней костер и прогрели слой глины до покраснения. Она даже потрескивать от жара стала, и из земли по краям получившейся глиняной ванны слабый парок пошел — видно, вода из земли испарялась. Потом старшина угли выгреб и началось священнодействие. Чурбачки из орешника порубили, положили на запекшуюся глину, и не просто так, а в шахматном порядке, решеточку такую изобразив, просыпали их слоем щепок, а на них окорока взгромоздили.

Пока чурбачки из орешника рубили, щепок куча образовалась, вот как раз их и оприходовали. Мы, значит, с парнями все это раскладываем, а старшина где-то все же надыбал веточку ольхи. Ну, веточка — это так, слабо сказано. Хороший такой сук. И пока мы возились, он его сперва в ершик превратил, а потом вообще в щепу перевел. Вот окорока мы этими щепочками и подзасыпали слегка. Потом на всю эту конструкцию положили слой веток орешника, причем с листвой, а на них уже слой глины, где-то пальца два толщиной. Серега при этом все Сергеича пытал, не будет ли дыма много, нам ведь сейчас светиться-то не с руки. А тот ему в ответ: «Все будет, как в лучших ресторанах, и без дыма». Сам при этом не отрывается и края глиной промазывает, чтобы никаких щелок не оставалось.

А вот опосля началось самое жестокое — поверх глины из сушняка кострище запалили. От первого костра углей навалили, сверху сушняком обкладывать начали. Сперва, конечно, подымило немного, но потом глина подсохла, прихватилась и дымить перестала. Тут только успевай дрова подкидывать. Сушняку все равно приволокли мало что не гору. Мы пока с ребятами дрова подкидывали, старшина по-быстренькому рогулек нарезал, ивовых прутиков для мяса нарубил, ошкурил и печенку с сердцем и легкими к костру-то пристроил — неча жару пропадать. А с другого края костра бочину лосиную на вертеле организовал. Серегу, как самого любопытного, под это дело и реквизировал — стоит теперь, ворочает, слюнями мало что костер не заливает. Иду, значит, за очередной порцией дров из кучи, нагибаюсь, чтобы взять, потом поднимаю глаза — глядь, а у костра уже командир образовался, довольный, аж светится. Сгрузил старшине стопку какой-то зелени. Лук свой положил и побрел опять к нашим мыслителям, думку думать. Ну а тут как раз Серега семафорит — мол, мясо уже готово. Старшина брезент мокрой стороной к земле перевернул и давай на нем лопухи раскладывать, а что — вместо тарелок завсегда использовали, как на покос идем, удобная вещь и мыть не надо. Серега с Юриком бочину жареную притащили, а с нее такой духмяный запах, да мы еще с утра, считай, почти и не ели — у меня живот подвело, и он так квакнул, что командиры даже обернулись. Олег, сволочь, рядом печенку жареную положил и по спине как врежет — мол, не дрейфь, боец, сейчас хавать будем.

Тут и командиры подтянулись — правда, без старичка этого странного, тот в лес ушел, ну и черт с ним — нам больше достанется…

Тогда же

Леший

— Успокоились?

— Успокоились. Вот Андрею рассказывал, как листья правильно сушить и обрабатывать.

— Да, я тут уже половину блокнота исписал, не ожидал столь подробной лекции. Даже о побочных эффектах поговорили.

— Ну и что ж там, в побочных-то эффектах? Даже самому интересно? Вдруг, не дай Ллос, лечиться придется.

— С тобой, трау, и с любым другим эльфом ничего не случится. А вот с хумансом, если чрезмерно часто употреблять будет, посложнее выйдет.

— Что, шесть суток поноса и смерть от обезвоживания?

— Да нет, ничего смертельного, неделя глубокого сна и в одном случае из дюжины пробуждение лесным эльфом.

— Э… э… э… нда… по-моему, лучше уж понос… ненавижу этих любителей зеленого цвета…

Сны, навеянные луной в теплую августовскую ночь.

«Особенности расовой психологии».

Справочник практического психолога,

том 3, «Примеры клинических случаев»,

под редакцией Лориэль Фиаларени

12.07.1941. Ночь

Ссешес Риллинтар

Тихая музыка ночного ветра в кронах деревьев, потрескивание углей в костре, загадочный блеск звезд в небесах. Грусть. Грусть, мягкой пушистой лапкой ласкающая мою душу, лапкой, скрывающей острые коготки. Луна, зависшая в перьях облаков, ее серебристый свет, проходящий через мои протянутые пальцы. Почему мне так грустно… О серебристая дева Луна, ответь… все ведь хорошо, ты льешь тихую музыку ночи на заснувшую чащу, но мне хочется выть… слезы стоят в моих зрачках… Почему мне так больно… Ответь, странница ночи… Ответь мне!..

Тишина, тихое посапывание хумансов, нежащихся в тепле раскаленной коптильни. Струящиеся ленты лунного света, спускающиеся с небес. Лица спящих, проплывающие мимо в тихом лунном хороводе. Нет… они спят. Это я… кружусь на поляне, кружусь в водопаде лунного света и пытаюсь вспомнить… вспомнить и понять… усыпить этого теплого демона по имени Грусть…

Люди, они такие разные и вместе с тем похожие… раскидавшиеся во сне и, наоборот, сжавшиеся в позу эмбриона… открытые, беззащитные лица, омываемые луной… Лица, за которыми скрываются нерассказанные истории, чувства, переживания, страхи. Боль и ненависть… смех и радостные слезы… Люди… уйди от меня, мой безжалостный демон Грусть! Я понял… я вспомнил… руны грусти, обвивающие лучи лунного света, теперь открыты моему взору…