– Квиты, – пробормотал Федор, рассматривая багровость под правым глазом Кристины. – Не собираюсь я тебя мочить, дурак. Вот, кстати, хотел отдать. – Он потянулся за сумкой, валявшейся рядом, раскрыл и достал белоснежный пышный парик. Кристина ошалело смотрел на него. – Твой? – спросил Федор. Кристина кивнул молча. – Поговорить надо, – продолжал Алексеев.

– О чем?

– Для начала о бизнесе и бородавках.

– Так ты не… – начал Кристина и замолчал. – Ты кто?

– Конкурирующая фирма.

– Так это ты на… даче? – сообразил Кристина.

– Догадливый. Поговорить хотел, а ты сразу в драку. Нервы лечить надо. Иглоукалывание, говорят, помогает.

– Станешь тут нервным. Он же меня чуть не замочил! Я коньки уже отбросил, два дня валялся в отрубе, насилу очухался. Собрался сваливать из города, но встретиться надо кое с кем, я заскочил на минутку, а тут ты… Я и подумал, что от него… Охренел весь!

Федор соскочил с Кристины, протянул ему руку и предупредил:

– Только без глупостей. – Не удержался и добавил: – Если жизни не жалко. Пошли!

– Видела? – спросил Леня, гордый за преподавателя. – Видела, как он его? У Феди черный пояс в карате!

Последнее было выдумано с ходу – уж очень хотелось! Они стояли и смотрели вслед Федору и Кристине, пока те не скрылись за поворотом. Кристина хромал. Гладко выбритая его голова напоминала кегельный шар, матово светящийся в неярких уличных фонарях. Голова странно гармонировала с женским платьем. Оба парика – вновь обретенный и тот, что был сегодня на нем, – совершенно забыв о них, Кристина нес в руке. Федор, немыслимо элегантный в черной коже, длинноногий и широкоплечий, неспешно шагал рядом. Казалось, гуляют парень и лысая девушка в длинном платье, а не люди, дравшиеся пять минут назад не на жизнь, а на смерть.

* * *

На другой день, когда Федор вошел в аудиторию, он понял, что сегодня и впредь можно обойтись без темных очков. Ибо, в каком бы виде он ни появился – на костылях, в лубке или на инвалидной коляске, – во взглядах, обращенных к нему, будет неизменно светиться восхищение. Благодаря стараниям Лени Лаптева весть о его вчерашних подвигах, изрядно приукрашенных, стала достоянием семинара, второго курса и университета в целом. Парни смотрели серьезно, демонстрируя солидарность и готовность немедленно включиться в борьбу с мировым злом, а девочки… В их лицах светилось столько любви и нежности, что Федор слегка порозовел. Он отражался в их лицах, как в зеркале – в развевающихся белых одеждах, на белом коне, с копьем наперевес. Он снял очки, в которых ничего не видел, и сказал, осторожно дотрагиваясь пальцем до синяка под глазом:

– Вот, травма… Снимал, понимаете, велосипед с антресолей и не удержал. – Интонация его при этом говорила совсем о другом. – Какая там травма… – говорила интонация. – Брал особо опасного преступника, рисковал жизнью, спасая человечество. И в результате несколько пострадал… Но это сущая ерунда по сравнению с тем, что обезврежен убийца-рецидивист… Город может спать спокойно!

– Моя дача стоит в лесу, – сказал он. – Я люблю там работать. Покой, тишина вокруг. Иногда я думаю, что хотел бы жить здесь. Возможно, когда-нибудь я поселюсь тут навсегда…

…Дача была у самого леса. Простой деревянный дом. Валерия подумала, что у него должен быть другой дом. Этот слишком обычен и небогат. Вокруг было звеняще пусто и глухо. Соседская дача скрыта за деревьями. Негустые кусты вдоль дорожки – тонкие голые прутики. Усыпанные бурыми листьями дорожки. Потемневшее деревянное крыльцо. Пахнет мокрым деревом, грибами. Запахи осени, запахи увядания. Молча, печально надвинулась стена леса. Валерия поежилась от холода и непонятной тоски. В городе осень другая. Там ее нет. Городская осень – это красные и желтые листья на деревьях. А здесь… как на кладбище.

Он отпер дверь, сделал приглашающий жест. Она все медлила. В черном нутре дома таилась опасность. Она оглянулась. Тоскливый сумеречный лес вокруг. Серое сумеречное небо, темнеющее на глазах. Тишина давила и оглушала. Ей казалось, что за ней настороженно наблюдают. Где-то недалеко треснула ветка. Валерия резко обернулась на звук. Никого. Показалось? Даже птиц нет. Неприветливое место. Но работать здесь хорошо, подумала она.

Она поднялась по скрипучим ступенькам крыльца. Он уже передвигался и шумел где-то внутри дома. Она еще раз оглянулась на лес и переступила порог.

– Тут мрачновато сейчас, – раздался его голос откуда-то из глубин. – Может, кофе? Мы недолго. Сейчас найду нужные бумаги…

Она нерешительно стояла в полутемном коридоре. В доме было холодно и сыро. Пахло тлением. Он все не появлялся. Ей вдруг показалось, что он ушел, бросив ее одну.

Холодок пробежал вдоль спины. Она прислонилась плечом к стене, не сразу почувствовав ее леденящий холод.

– Самое уютное место во всем доме – кухня, – сказал он, появляясь неожиданно. – Мое любимое. Сюда, пожалуйста.

Она пошла за ним. Он включил свет, и страхи рассеялись. Кухня производила хорошее впечатление – яркие занавески на окнах, пестрые керамические горшки и тарелки, старинные широкие стулья у непокрытого стола.

– Сейчас покажу дом. Здесь много комнат, но используются только две. Кабинет и спальня. И кухня. Летом. А зимой сюда практически никто не ездит. Прощаемся до весны.

В его неожиданно охрипшем голосе звучало возбуждение. Потирая руки, он смотрел на Валерию со странным выражением. Перчаток он так и не снял, и, казалось, перестал торопиться.

– Пошли, – вдруг произнес он, хватая ее за плечо и тут же отпуская. – Я покажу вам дом!

И быстро пошел из кухни. Валерии ничего не оставалось, как последовать за ним. В доме меж тем стало еще темнее. Он распахнул дверь в комнату. Посторонился, пропуская ее вперед. Первое, что бросилось ей в глаза, это белые стволы берез в окне напротив двери. Березы… Она подошла к окну… Пустой сад сливался с лесом, неясно угадывались заросли георгинов или золотых шаров с черными высохшими кляксами цветков. Отсюда была видна длинная веранда. Веранда… горшки с остатками растений на перилах…

Мужчина неслышно подошел сзади. Она услышала его дыхание. И вдруг почувствовала такой ужас, что схватилась руками за подоконник, удерживаясь на ногах – ей показалось, она падает. Иррациональный страх мгновенно превратил ее в бессмысленный комок плоти… неспособный повиноваться сознанию. Остался инстинкт, толкнувший ее в сторону в тот самый момент, когда он протянул к ней руки…

…Он сдавил ей шею, но ее внезапное движение ослабило хватку. Она билась в его цепких сильных руках, стараясь вырваться, хваталась за подоконник, царапала ногтями стену. Задыхалась, слыша собственные хриплые стоны, чувствуя раздирающую боль в горле и груди…

* * *

Около пяти вечера раздался телефонный звонок. Федор, с трудом оторвавшись от аналитико-криминальных раздумий, взял трубку. Звонил Андрей.