В десять минут первого он так и не появился, и тогда она пошла его искать. Изгородь оказалась аккуратно подстрижена, костер дотлевал, ветки потолще распилены в полешки и сложены, а садовника нигде не видно. Пенелопа собралась позвать его, но вспомнила, что не спросила имени, и пошла обратно к дому. Что же, может быть, он поработал у нее одно утро и решил, что с него хватит? Бросил все и уехал — и больше не вернется? Но за домом стоит его велосипед, значит он где-то здесь. Она прошла по дорожке дальше и увидела его в гараже: он сидел на перевернутом ведре и перекусывал всухомятку — ел бутерброд, завернутый, судя по кроссворду, в «Таймс».

Отыскав его наконец в таком захламленном, холодном и неуютном помещении, Пенелопа возмутилась до глубины души:

— Боже мой, что вы тут делаете?

Она появилась так неожиданно и обратилась к нему так резко, что он испуганно вскочил и уронил газету. Ведро с грохотом покатилось. Он не мог ей ответить, рот его был полон, сначала надо было прожевать и проглотить бутерброд. Он покраснел и ужасно смутился.

— Я… я обедаю.

— Что? Обедаете?!

— С двенадцати до часу у меня обед. Вы не возражали.

— Вы что же, собираетесь обедать здесь? В гараже, на перевернутом ведре? Идемте в дом, мы будем обедать вместе. Я думала, что мы договорились.

— С вами?!

— А как же иначе? Разве другие люди, для которых вы работаете, не приглашают вас к столу?

— Нет.

— Какая черствость! В жизни не встречала ничего подобного. Да разве у вас хватит сил работать целый день на одном-единственном бутерброде?

— У меня-то хватит.

— Ну уж нет, я этого не допущу. Бросьте ваш черствый хлеб и идемте со мной.

Он был в ужасном замешательстве, но все же подчинился ей, однако бутерброд свой, конечно, не выбросил, а завернул в обрывок бумаги и положил в багажник велосипеда. Потом подобрал газету и убрал туда же, поднял ведро и поставил на место. Только после этого они вошли в дом. Он снял куртку и оказался в штопаном-перештопаном синем шерстяном свитере. Вымыл и вытер руки и сел за стол. Она поставила перед ним большую тарелку дымящегося супа, сказала, чтобы сам резал хлеб и мазал маслом. Себе она налила тарелку поменьше и села рядом с ним.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал он.

— Ничуть. Просто у меня так принято. Нет, я неправильно сказала — у меня-то никогда раньше не было садовника, но вот мои родители, если они нанимали кого-нибудь работать в саду, то обязательно приглашали его пообедать. Я и не представляла себе, что может быть иначе, вот и получилось недоразумение. Простите меня, пожалуйста, это я виновата, что вы меня не поняли.

— Мне и в голову такого не пришло.

— Да, надо было сразу все объяснить. А теперь расскажите мне о себе. Как вас зовут?

— Данус Мьюирфильд.

— Отличное имя!

— По-моему, самое обыкновенное.

— Я имела в виду, что оно идеально подходит для садовника. Иногда поражаешься, до чего имя человека соответствует его занятиям. Ну, мог ли Шарль де Голль не стать спасителем Франции? Или вспомним беднягу Элджера Хисса. С такой фамилией нельзя было не стать шпионом.

— Когда я был маленький, у нас в церкви был священник по имени мистер Патерностер.

— Ну вот видите, я права. А где вы жили тогда? И где учились?

— В Эдинбурге.

— В Эдинбурге! Стало быть, вы шотландец.

— Да.

— А чем занимается ваш отец?

— Он поверенный.

— Поверенный. Как старомодно и мило. А вы не захотели стать юристом, как и он?

— Сначала хотел, но потом… — Данус пожал плечами. — Потом передумал и поступил в сельскохозяйственный институт.

— Сколько вам лет?

— Двадцать четыре.

Пенелопа удивилась — он выглядел старше.

— Вам нравится работать в «Помощи садоводам»?

— Вполне. Для разнообразия.

— Сколько вы уже тут работаете?

— Почти полгода.

— Вы женаты?

— Нет.

— А где живете?

— В домике на ферме у Соукомбов. Это за Пудли, очень близко.

— Я знакома с Соукомбами. Домик удобный?

— Да, ничего.

— А кто о вас заботится?

— Я сам.

Она вспомнила ужасный бутерброд с белым хлебом, и ей представились неуютное жилище, неубранная постель, белье, повешенное сушиться вокруг печки. Наверное, он никогда ничего себе не готовит.

— Вы учились в Эдинбурге? — спросила она, вдруг почувствовав жадный интерес к этому молодому человеку. Что с ним случилось, почему он оказался в таких стесненных обстоятельствах?

— Да.

— И после школы сразу поступили в сельскохозяйственный институт?

— Нет, я два года прожил в Америке. Работал на ранчо у скотовода в Арканзасе.

— А я ни разу не была в Америке.

— О, это удивительная страна!

— Вы не думали остаться там навсегда?

— Думал, но не остался.

— И вы все время жили в Арканзасе?

— Нет, я много путешествовал и неплохо знаю страну. Даже прожил полгода на Виргинских островах.

— Как интересно!

Данус доел суп. Пенелопа спросила, не хочет ли он еще, и он сказал: «Спасибо, с удовольствием», так что она снова наполнила его тарелку. Он взял ложку и сказал:

— Вы говорили, у вас никогда не было садовника. Вы что же, делали здесь все сами?

— Да, — подтвердила Пенелопа с гордостью. — Когда я сюда переехала, все было в полном запустении.

— Значит, вы очень образованный садовод.

— Ну, не знаю.

— Вы здесь всегда жили?

— Нет, я почти всю жизнь провела в Лондоне, и у меня был большой сад, а в детстве я жила в Корнуолле, там он тоже был. Мне повезло — где бы я ни оказывалась, при доме всегда был сад. Не представляю, как можно жить без сада.

— У вас есть семья?

— Да, трое детей, все взрослые. Одна из дочерей замужем, так что у меня есть еще и двое внуков.

— У моей сестры тоже двое детей, — сказал он. — Она вышла замуж за фермера и живет в графстве Перт.

— Вы ездите домой в Шотландию?

— Да, раза два-три в год.

— Как там, должно быть, красиво!

— Да, очень.

После супа Данус съел почти всю курицу и печеные яблоки. Пива пить не стал, но с благодарностью принял от Пенелопы чашку чая. Потом посмотрел на часы и встал. Было без пяти час.