— Полно, Вилли, — сказал Питер, — успокойтесь, не надо.

Но Вилли уже не мог остановиться, он не владел собой. Выпив одним глотком вторую рюмку, протянул руку к бутылке и снова налил себе. Лала сидела как каменная и с ужасом глядела на мужа большими темными глазами, но не пыталась помешать ему. Он говорил, задыхаясь от волнения, говорил, говорил, а сидящие в гостиной в оцепенении слушали его. Пенелопа посмотрела на Питера, но он, настороженный и мрачный, неотрывно глядел на молодого человека, чья душа была так жестоко надорвана. Наверное, Питер считал, что тому надо выговориться, что рано или поздно пережитое должно выплеснуться наружу, и уж пусть лучше это произойдет сейчас, когда он и его юная жена окружены друзьями, когда им ничто не угрожает в этой уютной комнате, сквозь шторы которой не пробивается ни один луч света.

И Вилли рассказывал о том, чему был сам свидетелем, о том, что ему рассказывали другие, о том, что произошло с его друзьями. Пенелопе хотелось заткнуть уши, зажмурить глаза, стереть страшные образы. Но она продолжала слушать, и ее медленно затягивал кровавый кошмар. Она не испытывала ничего похожего, когда смотрела кинохронику, слушала сводки новостей по радио, читала газеты. Абстрактный, отвлеченный ужас стал живой, реальной угрозой, дохнул ей холодом прямо в лицо. Совершается чудовищное: люди зверски убивают людей, и каждый в ответе за это озверение. Так вот что такое война? Это не просто необходимость постоянно носить с собой противогаз и плотно занавешивать окна, посмеиваясь над мисс Паусон, белить чердак и устраивать там эвакуированных, это кровь и смерть, ад без надежды на избавление. И в этом аду надо жить, не убегая и не прячась, а еще лучше взять меч и бороться.

Меча у Пенелопы не было, но рано утром она сказала Софи, что идет за покупками, и ушла из дому, Когда она вернулась в полдень с пустыми руками, Софи изумилась:

— Я думала, ты ходишь по магазинам.

Пенелопа села за кухонный стол напротив матери и объявила, что дошла до первого же призывного пункта, где записалась добровольцем на все то время, что будет длиться война, в женскую вспомогательную службу военно-морских сил.

Рассвет подкрадывался нехотя, словно через силу. Наконец Пенелопе все-таки удалось заснуть, но скоро она снова проснулась и увидела, что темнота почти рассеялась, наступает утро. Было удивительно тихо. В открытое окно вливался холодный воздух, каштан тянул к серому, с погасшими звездами небу свои голые ветви.

В мыслях ее, как и всегда, был Корнуолл, точно яркий многоцветный сон, но вот сон взмахнул крыльями и улетел прочь, в прошлое, где, наверное, и был его дом. Рональд и Кларк из маленьких сорванцов превратились в солидных мужчин, вполне преуспевают. Их мать теперь зовется не Дорис Поттер, а Дорис Пенберт, ей скоро семьдесят, и она живет в маленьком беленом домике в старой части Порткерриса с его мощенными камнем улочками. Лоренса и Софи давно нет, как нет и Клиффордов; продан Карн-коттедж, продан дом на Оукли-стрит, а сама Пенелопа живет здесь, в графстве Глостершир, в собственном доме, именуемом «Подмор Тэтч», или «Соломенная крыша», и сейчас лежит у себя в спальне, в постели. И ей не девятнадцать лет, а шестьдесят четыре года. Это иногда ошеломляет ее, потому что она не чувствует прошедших лет, и порой ей кажется, что время сыграло с ней злую шутку. Она не просто пожилая женщина, она старуха. Старуха, у которой вдруг так затрепыхалось глупое шальное сердце, что она оказалась в больнице. Старуха с тремя взрослыми детьми, оказавшаяся одна среди множества новых людей и заполнившая их заботами свою жизнь. Нэнси, Оливия, Ноэль. И конечно, Антония Гамильтон, которая приедет к ней… постойте, когда же она приедет? В конце следующей недели? Нет, этой. А сегодня понедельник, утро. В понедельник утром является миссис Плэкетт, она приезжает на велосипеде из Пудли, точная, как часы. Да, и еще садовник. Сегодня в половине девятого начнет работать садовник, которого она наняла.

Ничто не могло так взбодрить Пенелопу, как мысль о садовнике. Она включила ночник и посмотрела на часы. Половина восьмого. Нужно скорей вставать, одеваться и успеть все сделать к приезду садовника, иначе он подумает, что его наняла ленивая старуха. А как известно, у ленивых хозяев и слуги бездельники. Кто любил повторять эту старую пословицу? Конечно, ее свекровь, Долли Килинг, кто же еще. Пенелопа услышала голос Долли, представила, как та проводит пальцем по каминной полке, проверяя, нет ли там пыли, и срывает покрывало с кровати — убедиться, что сбившаяся с ног прислуга аккуратно застелила простыни. Бедная Долли, и ее давно нет. Она до последнего дня свято блюла приличия, но ее смерть не вызвала у Пенелопы чувства утраты, и это очень печально.

Итак, половина восьмого. Больше нет времени предаваться воспоминаниям о Долли Килинг, которую она никогда не любила. Пенелопа встала с постели. За час она успела принять ванну, одеться, затопить печку, отпереть все двери и позавтракать — крепкий кофе, яйцо вкрутую, тост и мед. Налив вторую чашку кофе, она стала прислушиваться, не подъезжает ли машина. Пенелопа никогда раньше не нанимала садовых рабочих, но знала, что они ездят в маленьких, симпатичных зеленых фургончиках с надписью «Помощь садоводам» белой краской по бортам. Ей часто приходилось видеть такие фургончики, от них исходило ощущение энергии, целеустремленности, деловитости. Сейчас Пенелопа слегка робела. У нее никогда в жизни не было наемного садовника, и она надеялась, что он не окажется угрюмым или слишком самоуверенным. Нужно сразу же внушить ему, что он не должен ничего подстригать и вырубать без ее разрешения. Для начала она поручит ему сделать что-нибудь совсем простое. Пусть подровняет живую изгородь из боярышника в дальнем конце фруктового сада. Надо надеяться, он справится с ее маленькой бензопилой. Интересно, хватит ли в гараже бензина? Пожалуй, пока есть время, надо пойти проверить и, если надо, залить.

Но оказалось, что времени нет, потому что на дорожке к дому вдруг раздались шаги и прервали ее тревожные размышления. Пенелопа поставила чашечку и приподнялась, всматриваясь в окно. В свете ясного студеного утра к ней приближался высокий молодой человек в куртке из непромокаемой ткани цвета хаки и в джинсах, заправленных в резиновые сапоги. Голова непокрыта, волосы русые. Вот он на миг остановился и неуверенно огляделся, вероятно сомневаясь, туда ли попал. Она разглядела широкий разворот его плеч, твердый подбородок, овал лица. Вчера, когда Ноэль шел к ней по стриженой траве, сердце Пенелопы на миг перестало биться, — точно так же оно остановилось и сейчас. Она оперлась рукой о стол, закрыла глаза и глубоко вздохнула. Сердце бешено заколотилось и стало успокаиваться. Она открыла глаза. В дверь позвонили.

Пенелопа прошла через веранду и отворила дверь. Он стоял перед ней. Высокий. Выше ее.

— Доброе утро, — сказал он.

— Доброе утро.

— Вы миссис Килинг?

— Да.

— Я из «Помощи садоводам».

Он не улыбался. Глаза смотрели пристально, голубые, как льдинки, лицо было худое, с выступающими скулами, загорелое, тонкая кожа покраснела от утреннего морозца. На шее красный шерстяной шарф, но руки без перчаток.